Телефонист

Простак даже уже не скрывал, что в паре с Умником он главный. Тем более, кто главный, на его взгляд, во взаимоотношениях с писателем. Который, в любом случае, виноват, если не прямо, то косвенно, хотя бы потому что не чувствует ответственности за джинна, которого выпустил из бутылки. Как будто Форель, как безумный генетик, создавал в пробирочке набор хромосом по выведению доблестного племени серийных убийц.

– А что, именно, где-то там, – обескуражил его Простак. – Вы же писатель, и умеете глубоко смотреть на вещи.

Удар, ещё удар; груша отвечает приятным диссонансом, серия ударов, а Ольге нужна помощь.

– Послушайте, Микола Васильевич, – Простак быстро слизнул насмешку со своего лица, – думаете, я не понимаю, для чего ему понадобился ваш текст в сети? Да лучше вас! Но мне необходим этот рычаг, ресурс для манёвра. Время. Мы не позволим ему запугивать и терроризировать целый город. Время, я уже близко. Надо бросить ему эту подачку, когда он… В конце концов, это лишь искусство переговоров. Его время заканчивается, я знаю, где искать, и когда он выползет в следующий раз, я уже буду там.

– Аминь, – сказал Форель.

– Опять за старое? – насмешливо возмутился Умник.

– Вы кормите его честолюбие, и без того в конец отъехавшее.

– Пусть, – отмахнулся Простак. – Считаете, что мы пляшем под его дудку? Отлично! Пусть. Если это позволит предотвратить хоть одно преступление… Подумайте об этом. И ещё вот о чём: иногда правильно спланированные акции в состоянии усыпить излишнюю бдительность. Он сделает ошибку, я знаю это и буду там.

Он подумал и сказал:

– Ничего вы не знаете. И похожи сейчас на заклинателей змей, – и тут же пожалел об этом. Две пары глаз, колючих, хоть и холодно-отстранённых, смотрели на него; плескавшаяся в них угроза была почти незаметна: он для них – просто пыль, с которой общаются лишь в силу возложенных функций. Он вдруг подумал, что Великий Урод пришёл бы от этих глаз в восторг: ещё одна форма хищников или сумасшедших, а потом решил, что стоит держать себя в руках, и пообещал: – Хорошо, я подумаю.

Удар, ещё удар. Прямой эфир, Простак и Умник, Сухов и его дочь Ксения, количество лайков и перепостов, а Ольге нужна помощь. Его помощь.

Он прекратил мутузить грушу. Сухов – профессионал, и сможет обеспечить охрану собственного ребёнка. И потом вряд ли ему нужна сама Ксения, – во всех его сюжетах нет и намёка на педофилию, – так, скорее, по словам Простака, рычаг для манипуляций. По крайней мере, так было, когда он готовил свой чудовищный прямой эфир. Но Сухова и Вангу снимают с дела. И это может быть по-настоящему опасным. Он в ярости, он решает, когда заканчивать игру и кому и когда позволительно покинуть стол, за которым идёт партия. И тогда рычаг может очень пригодиться.

Да, в другом смысле его Ксения не интересует. Но проблема в том, что он не оставляет живых свидетелей, и его никто никогда не видел.

Есть ещё одна проблема: Простак и Умник так и не решили до конца насчёт его самого, и все их сообщения и угрозы имеют двойное дно.

(А Ольге нужна помощь)

Он закончил тренировку, снял майку и направился в душ. Звонок от Ванги пришёл на его телефон, когда он собирался открыть воду.

Чуть ранее самой Ванге поступил звонок с незнакомого номера. И хоть у них с Петриком не висела под потолком боксёрская груша, она бы сейчас весьма пригодилась. Ванга ответила. И сразу всё поняла. Слегка удивившись ловкости своего абонента. Ну вот и маячок SOS сработал. Это была Ольга Орлова. Говорила с телефона охранника, у неё было не больше минуты.

– Не надо ничего объяснять, – попросила Ванга. – Давайте сразу к делу.

Но всё же Ольге удалось удивить её ещё раз:

– Помните то полосатое платье, «Валентино», в котором вы были на выставке? – спросила она.

– Конечно, – ответила Ванга. Выслушала Ольгу. Подумала: «А что? Может и сработать. Должно сработать». И дальше уже говорила сама. Только в конце разговора, на излёте отведённой им минуты Ольга позволила себе небольшую шутку, предупредив, что возможен проверочный звонок.

Умным женщинам часто приходится скрывать наличие мозгов. В основном, это стратегия, реже – тактика, но лишь в крайне редких случаях это превращается в подобную клоунаду.

– Хорошо, попробую изобразить из себя рублёвскую блондинку с накачанными губами, – пообещала Ванга.

Ольга не обиделась. Они с Вангой поняли друг друга.

– Как раз мой портрет, – печально усмехнулась она. – Только губы свои.

Ванга отключила связь. Снова вспомнила об этом ощущении надвигающейся катастрофы, испытанном тогда в гостях у Форели. И ещё подумала, что в его книгах подобная клоунада тоже частенько вторгается в область вопросов жизни и смерти.

– Нормальный у неё такой домашний арест, – осклабился новенький. – Вчера Ольга Павловна у нас покрасилась, сегодня снова спа-салон.

– Она не под домашним арестом, – холодно заметил крепкий молчаливый молодой человек, который в своё время не удостоил Гризли даже взглядом. – И уж точно не «у нас».

– Чего ты завёлся? – тут же стушевался новенький. – Я просто так сказал, к тому, что блондинкой ей лучше шло.