Телефонист

– Почему ты не можешь ни на что решиться?

– Потому что у нас муж – очень обеспеченный человек. Разве не это вас, женщин, интересует в конечном счёте?

– Нет. Не только это.

– О да, сто тысяч ассигнациями в огонь…

– Она человек хороший. До неё я была твоим единственным другом.

– Мне она тоже нравится. А ты мне не мать, не душеприказчик и не…

– Ой, слышала.

– Ну да, – сказал он. И удивлённо уставился на неё. Заискивающе улыбнулся. Но она знала его как облупленного. – Всё равно, ты ошибаешься. Я уже десять дней как делаю новую книгу.

– Да что ты! Бреши-бреши… А то я не знаю, какой ты, когда пишешь.

– Не веришь – не надо. Только он… вернулся.

– Кто?! В смысле…

Он ухмыльнулся. Хитро. Победно подмигнул ей и снова изобразил заискивающую мину. Она ему нравилась. Елена Павловна. Ей могло быть за пятьдесят, но скорее под сорок, судя по наличию малолетней дочери, оставленной на родственников в Крыму. Она работала у него уже три года, убиралась идеально, оставляя после себя сияющий дом. Они давно перешли на «ты», и он прозвал её «Мадам». И никогда бы себе не признался, что успел привязаться к ней.

– Выбрался из своей тьмы и бредёт сейчас где-то там, за окнами, опять затеял расчленёнку.

– Телефонист? – её глаза блеснули, он не определил, чего в них было больше – интереса или брезгливости.

– Ага. Ждала, признайся?

– Я не твоя поклонница.

– Знаю. Поэтому до сих пор тебя не уволил.

– Параноик.

– Так ты рассказываешь обо мне подружкам?

– Нет. Говорю, что ты маньячина только в своих книгах. И в разбрасывании носков.

– А так я белый и пушистый? Милаха?

– О нет. Ты кто угодно, но только не милаха.

– Ну и на том спасибо. Терпеть не могу таких. А… про мой рабочий стол?

– Нет, – сказала она серьёзно. – Про твою священную корову было бы слишком личным. Значит опять… Форель?

– Угу, – он водрузил руки на четыре сложенных столбиком увесистых тома. – Сделаю ещё одну, и будет Пятикнижие. Канон.

– Ох, не знаю. – Мадам нахмурилась.

– Смотрю, не заладилось у вас с Форелью, – его глаза весело заблестели. – А ведь бедняга берёт на себя всю грязную работу.

Когда-то Мадам у него спросила, что за дурацкий псевдоним: Микола Васильевич Форель?

– А-а, не бери в голову, – отмахнулся он. – Тупые литературные игры: Николай Васильевич Гоголь, и был такой Килгор Траут, форель по-английски.

– Ну всё равно – зачем? У тебя ведь такое красивое имя…

– Смотри, – сказал он. – Всё просто. Это «Танцующие на крышах» – лучший мой роман. Его даже хвалили. И за три года тираж еле-еле пять тысяч. Со всеми допечатками. Форель же продал в общей сложности где-то пару миллионов. И права на сериалы. Новая книга подстегнёт продажи бэк-листа. Всё даже проще, чем хотелось бы. Но мы не жалуемся.

– Короче, продал душу дьяволу, – заключила она.

Сейчас Мадам смотрела на его довольную физиономию и не могла понять, что не так. Съехались бы они с Ольгой, что ли… Он, что, правда ничего не понимает, или привык бобылём? Ну, паранойя с его кабинетом, особенно с рабочим столом, которого и касаться-то можно только в его присутствии, но в остальном он… действительно милаха.

Потом Мадам сказала:

– Ты обещал купить новый пылесос.

– Купил. Да ещё «Борк». Я хороший?

– Сойдёшь. Я… Ну вот, Телефонист… Я имею в виду, что в конце его вроде бы поймали.

– Ага! – воскликнул он весело. – Значит, ты всё-таки читала.

– Ну-у, – Мадам пожала плечами. – Любопытно же узнать, кто твой работодатель.

– И чего, не понравилось? А автографы для подруг?

– Пишешь ты хорошо, – сказала прямо. – Но о такой гадости.

– Ну да, – кивнул он довольный. – Два миллиона человек тоже так решили.

– Я к тому, что в четвёртой книге всё закончилось. Там не до конца ясно, ловят его живого или…

– Да, я его закопал! – ухмыльнулся он. – Утопил. Убил гадину!

– Вот именно.

– Пришлось его воскресить. Рынок, читатели… Это они его вернули.

– Читатели виноваты…

– Такое не раз случалось. Остап Бендер, например.

– Это другое, – отрезала Мадам и удивилась неожиданным ноткам раздражения в собственном голосе.

Он посмотрел на неё удивленно:

– Не нравится тебе Телефонист, ясно. Мне тоже. В этом и фишка.

Она поморщилась: и правда, что на неё нашло? В конце концов, это его дело, как обеспечивать свой доход. Молодец парень! Из этого дохода он ей и платит, кстати… Вздохнула; он смотрел на неё и вдруг игриво и менторски протянул:

– Тёмные зеркала, Елена Павловна, тьма человеческой души никогда не заканчивается. Улыбнись ты уже.

– Ладно, – вздохнула ещё раз. – Да всё проще: если твой Телефонист в конце умирает… К тому, что с Бендером не требовалось ничего объяснять.

– Как ты всё чётко просекаешь! – похвалил он. – Да, его надо было вернуть правдоподобно. Что я и сделал. Всё здесь, – удовлетворённо похлопал по листкам бумаги. Удивительно: всё ещё писал рукой, а потом набирал в компьютер. На глаз Мадам определила страниц пятьдесят. – Пришлось подумать, поработать бедной башкой. Десять дней трудов, и наш парень снова с нами.

– Ну, и чего это за фокус? – от её недавней мрачности, к счастью, не осталось и следа.