Когда камера включилась снова, вероятней всего, прошло достаточно много времени. Девушка в комнате одна. Он оставил её, предложив самой осознать своё положение и даже подарив надежду отыскать спасительный выход. Камера, видимо, установлена на штативе и больше не движется. Взгляд девушки сквозит по ней, но мельком. Потом движется по комнате, но ни на чём не фокусируется. А потом она снова смотрит вверх, на лезвие гильотины и на этот чудовищный механизм из двух свечей…
– Он оставил её довольно надолго, – говорит Сухов. – Поставил её айфон на видеосъёмку и ушёл. В ролик же из этого фрагмента вошло секунд десять.
– Он сидел там и резал видеоролик? – щёки Кирилла были бледными.
– Да. Сидел там потом спокойно и делал видеоклип, – Сухов почувствовал, как эта ватная пустота в районе желудка словно качнулась. – Сидел и делал, когда всё уже было кончено. Думаю, он хочет, чтобы мы знали об этом.
Действительно, десять секунд. Камера выключается.
И включается снова: тот же ракурс, только в глазах девушки непереносимый, на грани безумия ужас. Пот на её лице. Сухов ловит себя на том, что почти физически ощущает исходящий от неё животный запах страха. Свеча телесного цвета капает, льёт свои слёзы на противовес, кап-кап-кап… С каждой следующей секундой поднимая красную свечу; скоро, совсем скоро язычок пламени коснётся троса и начнёт пережигать его…
– Как называется этот пластиковый шарик? – говорит Кирилл. – Кляп у неё во рту?
Сухов смотрит на него с холодным удивлением. Но Кирилл не отводит взгляд, в его голосе какое-то детское упорство, вызов и недоверие:
– Она ведь всё поняла, как это будет, бах, – сам того не осознавая, Кирилл проводит ладонью в воздухе: падающее лезвие гильотины, которое перерубает шею. – Он растянул всё во времени… экзекуцию… сидел и смотрел… Растянул казнь и наслаждался зрелищем. Сухов! А ты говорил, он не болен.
Ватная пустота в районе желудка. «Я говорил другое», – думает Сухов. Вслух замечает:
– Может быть, подглядывал. В комнате его не было. Видишь… она как бы прислушивается.
Камера выключается и включается снова…
«Смотрите», – думает Сухов. И слышит тяжёлую, пустую внутри (как и это ватное ощущение в районе его собственного желудка) тишину вокруг. Какой он искусный драматург, некто в костюме супергероя… Напугал всех, вызвав то, что никто тут от себя не ожидал: постыдную очарованность смертью. Пусть и на мгновение, он достиг этого результата.
Камера включается: финал. Трос уже горит. Не только в месте соприкосновения с пламенем свечи. Видимо, он пропитал чем-то небольшой участок. Горючая жидкость.
Девушка больше не пытается кричать сквозь кляп. Её живот и грудь покачиваются. И она лишь издаёт еле слышные хрипы или стоны, лишённые эмоциональной окраски. Когда-то на заре юности парни постарше, «взрослые ребята», занимались в гаражах любовью с дворовой сумасшедшей, предварительно напоив её до беспамятства. Так вот, та издавала подобные же звуки. Сухов не помнит, почему им, салагам, было дозволено смотреть, вероятно, они пришли в гаражи забирать свои велосипеды, и всё вышло случайно…
«Может, ей повезло, и она успела сойти с ума?» – думает Сухов. Он знает, как всё закончится. Оператор сейчас держит телефон в руке, и камера судорожно покачивается. Горючая жидкость делает своё дело. От пропитанного участка троса остатаётся лишь тонкая нить. Натянутая, как струна, которая вот-вот лопнет. Огонёк пожирает её, и она становится всё тоньше. Вот они, последние мгновения жизни девушки, о которой совсем скоро они будут всё знать, и единственная вина которой заключается в том, что ей вчера (или это случилось раньше?) не повезло со случайной встречей.
Всё, маленький и странно весёлый огонёк пожирает совсем крохотный участок нити. И она лопается. Исчезает из кадра, утянутая своим кошмарным грузом.
И камера выключается.
Тишина.
Длится несколько мгновений, которые кажутся неимоверно долгими. У этого фильма псевдооткрытый финал. Он прямо-таки раздариватель тщетных пустых надежд.
– Почему он выключил камеру? – это голос аналитика. Нормальный, толковый парень, но сегодня у Сухова будет другой,
«Потому что его оргазмы нас не касаются», – думает Сухов. Но вслух говорит:
– Не знаю.
Потом, помолчав, всё же добавляет:
– Потому что его оргазмы нас не касаются. Он же сраный супергерой.
– Это Джиспер Криспер?
– Что?
– Ну, костюм… Это из американского ужастика. Я, правда, не поклонник, не знаю.
«Она тоже не поклонник трэшовых ужастиков, – думает Сухов. – Но она бы уже знала. Гугл же, мать его, есть!»
И понимает, что надо сдерживать раздражение. Парень-то действительно ни при чём. Сухову докладывают:
– Всё, айфон найден. Местоположение и айди. Мы знаем, на кого зарегистрирован. Чёрт, это совсем рядом.