Телефонный звонок с небес

– Парень, ты что, шутишь? – От неожиданности Салли даже заморгал.

Ему вспомнилось, как все газеты наперебой описывали его «инцидент», не желая вникать в суть и делая самые простые выводы, не требующие особого умственного напряжения. Журналисты заимствовали друг у друга целые куски статей… пока не переварили его историю и не ухватились за новую сенсацию. С тех пор Салли возненавидел газеты и перестал их покупать.

– Эта работа позволила бы тебе остаться здесь, – сказал Марк.

Салли подошел к раковине, взял стаканчик, промыл. Убрался бы Марк поскорее. Тогда он плеснет в стаканчик того, чего захочет.

– Оставь мне его телефон. Я сам позвоню ему, – сказал Салли, зная, что врет.

* * *

Тесс восседала по-турецки на мягких красных подушках и сквозь стекла эркера смотрела на большую лужайку перед домом. Лужайка безобразно заросла: Тесс уже несколько недель не притрагивалась к косилке. В этом доме она выросла и прожила всю жизнь. И место, где она сейчас сидела, было ее самым любимым: в детстве она обожала греться здесь на утреннем солнце. Ее мать, Рут Рафферти, занимавшаяся обслуживанием банкетов, сидела рядом, уткнувшись в какую-нибудь деловую бумагу.

– Мне скучно, – ныла маленькая Тесс.

– Дорогая, пойди погуляй, – привычно отвечала мать.

– Там нечего делать.

– Просто гуляй, смотри по сторонам.

– Хочу сестренку.

– Увы, здесь я тебе ничем помочь не могу.

– Смогла бы, если бы вышла замуж.

– Я уже была замужем.

– Тогда бы мне было с кем играть.

– Почитай что-нибудь.

– Я уже все книжки прочитала.

– Прочти их заново.

Эта словесная дуэль двух женщин разного возраста продолжалась, с незначительными изменениями, на протяжении всего детства, отрочества и юности Тесс. Продолжалась и потом… вплоть до последних лет жизни Рут, когда болезнь Альцгеймера и старческое слабоумие лишили мать способности логически мыслить, а потом вообще отбили желание говорить.

И вот теперь Тесс, сидевшая возле старого эркера, и ее покойная мать неожиданно возобновили свои диалоги! Час назад в доме опять раздался необъяснимый телефонный звонок.

– Тесс, это я.

– Боже мой, мама. Как все это происходит?

– Здесь нет боли…

– Ты ведь так сильно страдала.

– Дорогая, выслушай меня.

– Мама, я тебя слушаю. Внимательно слушаю.

– Боль, через которую ты проходишь… это способ освобождения от боли. Ты гораздо легче… чем думаешь…

Эти слова принесли Тесс благословенное успокоение. «Ты гораздо легче, чем думаешь». Может, мать имела в виду душу? Может, жизнь и в самом деле – один из двух способов существования души? И поэтому Рут, в земной жизни всегда пристально следящая за дочерью, и после смерти нашла способ с нею связаться?

Тесс смотрела на фотографию, которую держала в руках. Это был последний их совместный снимок, сделанный на праздновании восьмидесятитрехлетия матери. На фото было ясно видно, какую страшную дань взимала болезнь с Рут Рафферти. Ввалившиеся щеки, отсутствующий взгляд, высохшее тело, на котором ее любимый свитер цвета карамели висел как на вешалке.

– Мам, ну как такое возможно? У тебя ведь там нет телефона.

– Нет…

– Тогда каким образом ты разговариваешь со мной?

– Что-то произошло, Тесс… Возникла… щель.

– Щель?

– Пока она есть…

– И сколько она просуществует?

Трубка молчала.

– Мама, я спросила, сколько эта щель просуществует?

– Недолго…

* * *

Чудеса происходят каждый день. Но тихо, без шума. Происходят везде: в операционной, в штормовом море, на дороге. Иногда их совершает человек, которого мы хорошо знаем. Иногда – незнакомец, появившийся словно из ниоткуда. Сведения о таких чудесах почти не записываются. Их количества тоже никто не знает, поскольку никто не ведет учета.

Но бывают чудеса, о которых узнает весь мир. И когда такое случается, в мире начинаются перемены.

Возможно, Тесс Рафферти и Джек Селлерс промолчали бы о поступавших к ним звонках, но Кэтрин Йеллин молчать не пожелала. Евангелие призывало возвещать благие вести всему человечеству.

Было воскресное утро. С момента первого таинственного звонка, раздавшегося в Колдуотере, прошло двадцать три дня. Пастор Уоррен, как обычно, стоял перед прихожанами церкви «Жатва надежды», листая страницы Библии и не подозревая, что очень скоро его святилище навсегда преобразится.

– Прочтем из Евангелия от Матфея, глава одиннадцатая, стих двадцать восьмой, – моргая, произнес он.

Он плохо видел даже в очках, от старости у него дрожали пальцы. Пастору вспомнились слова псалма: «И до старости, и до седины не оставь меня»[1].

– Пожалуйста, простите меня, но я должна сказать!

Головы прихожан повернулись туда, откуда раздался голос. Сощурившись, Уоррен увидел Кэтрин, стоявшую в пятом ряду. На ней была черная шляпа с полями и платье цвета лаванды. В руках она держала кусочек бумаги.

– Простите, пастор. Дух Господень побуждает меня говорить.

Уоррен нервно сглотнул. Ему стало не по себе, словно он чувствовал: после слов Кэтрин что-то кардинально изменится.