Телегония, или Эффект первого самца

Но ничего, еще не поздно это сделать. Завтра же я откажусь от столько лестного предложения, пусть ищут другую дуру. А я буду спокойно писать свои книжки и попутно исследовать парадоксы генетики по диссертациям таких же кабинетных ученых. Да сколько же можно сидеть в кабинете! Я могу сделать великое научное открытие, да что там, я его почти сделала! И только трусость может помешать мне добыть нужные доказательства.

Неожиданно накатила усталость. И, как много раз за последние годы, захотелось уехать куда глаза глядят, оставив все, что было, в прошлом. Хотя что я такое несу? Как можно оставить маленьких сыновей? Я же их люблю. А мужа? Нет, ему я просто благодарна.

Собственно, именно мужу я была обязана степенью доктора наук. Пока я «отдыхала», в институте срочно подписали приказ о сокращении моей ставки. Правда, при обследовании ванны оказалось, что виноват терморегулятор, проверять который должен был мой заведующий. Но не его же наказывать? Проще избавиться от меня. К счастью, мне об этом сообщили лишь дома. Когда то, что от меня оставалось, привезли из санатория на родину, именно Ромка собирал меня по кусочкам заново. Самым горячим его желанием было немедленно покалечить Игоря, но от этого мне удалось его отговорить. Зато к профессору Конькову он пошел, не предупредив меня об этом.

Разумеется, он беседовал с профессором тет-а-тет не на кафедре, а в полутемном подъезде профессорского дома. Легенда гласит, правда, что беседа проходила в обстановке не совсем полной приватности, то есть профессор-то был один, зато с Ромкой пришли двое его дружков. Результат переговоров впечатлял: приказ о моем сокращении был уничтожен и меня просто перевели на другую кафедру. Вернее, обменяли на моего бывшего жениха. Он пошел в помощники к будущему тестю, а я – на его место, изучать вопросы наследственности.

Время шло, мне стукнуло 26 лет. Кандидатскую диссертацию я защитила, пора было проверять вопросы наследственности на практике. Но кандидатов на эту проверку поблизости не было. Вот только Ромка… Он всегда был рядом. Но раньше я не обращала на это внимания.

Белобрысый Ромка Нежданов был классическим школьным хулиганом. Он шумел на уроках, бил девчонок портфелем по голове, подкладывал кнопки учительнице, а уж по части школьных драк в коридоре ему не было равных. Я же была тихой отличницей, «ботаничкой» во всех смыслах этого слова. Мало того, что зубрилкой и радостью учителей, так еще и биологию любила до умопомрачения. Все живое, неважно, летало ли оно, жужжало, ползало, лаяло или плавало, вызывало у меня умиление и горячее желание обогреть и защитить.

В седьмом классе у нас с Ромкой наступил конфликт интересов: его интерес состоял в том, чтобы бросать девчонкам за шиворот дождевых червей и радостно ржать, когда они с визгом носились по классу. А мне было жаль не столько глупых девчонок, которые боялись прекрасных извивающихся созданий, сколько гибнущих из-за Ромки червяков. И я, преодолевая страх перед хулиганом, кидалась в драку, пытаясь спасти Божьих тварей от грубого монстра.

В этих боях без правил я заработала кучу синяков и шишек, но и Ромкиной морде досталось изрядно. Ногти у меня были короткие, зато острые и крепкие. Наша война длилась около недели, а затем наш Великий и Ужасный хулиган, гроза девчонок, в меня влюбился. Недолго думая, он пересел на парту позади меня, постоянно дергал за косички или запускал мне в волосы больших майских жуков. Жуков я не боялась, но то, что в моих волосах они путались и ломали, пытаясь взлететь, крылышки, приводило меня в ярость. Я вновь кидалась в драку, но Ромка уже не давал сдачи, только со смехом уворачивался от моих острых коготков.

После восьмого класса он ушел в ПТУ, и майским жукам больше ничего не грозило. Зато почти каждый вечер он околачивался возле моего подъезда с неизменной папироской в зубах и кульком леденцов, подозреваю, одних и тех же, поскольку я подношения не брала. Назойливые ухаживания бывшего школьного хулигана бесили меня даже больше, чем жуки в волосах. Но никаких намеков Роман не понимал и даже на откровенное хамство снисходительно цедил сквозь зубы: «Ну-ну, все вы, девчонки, сначала ломаетесь. Мне пацаны и не такое рассказывали. Потом сама за мной бегать начнешь».

Так и не дождавшись обещанного дружками триумфа, Роман отбыл в армию. Оттуда писал мне письма, на которые я не отвечала. Хотелось бы сказать, что даже не распечатывала, но увы… Любопытство наряду с польщенным самолюбием сделало свое дело, и письма я читала, и даже не в одиночку. Кружок из закадычных подружек собирался у меня каждую субботу, и гвоздем программы было зачитывание писем Романа. С непередаваемым выражением, подражая телехулиганам, я тянула: «Вероничка, я все время думаю о тебе. Наверное, я как-то неправильно за тобой ухаживал. Но время еще есть, правда? Я скоро вернусь и все исправлю».