Телени, или оборотная сторона медали

«Почему, что в этом страшного?»

«Это преступление против природы», — улыбнулся врач.

«Вообще-то это будет хуже ебли в зад, это будет бутыль в зад», — проговорил Брайанкорт.

В ответ спаги бросился на край тахты лицом вверх и приподнял зад так, чтобы мы его видели. Двое мужчин подошли и сели по бокам, дабы он мог положить ноги им на плечи; после этого он схватился за свои мясистые, как у старой толстой проститутки, ягодицы и раздвинул их обеими руками. При этом мы отчетливо увидели не только темную разделительную линию, коричневую ареолу и волосы, но и тысячу складок, гребней, вернее, гребнеобразных отростков, и припухлостей вокруг отверстия; судя по ним и по чрезмерно расширенному анусу, то, что он говорил, не было хвастовством.

«Кто сделает милость и слегка увлажнит и смажет края?»

Многим хотелось доставить себе это удовольствие, но выбрали того, кто скромно представился как maitre de langues [108]; «хотя с моим мастерством — добавил он — я вполне мог бы назвать себя профессором фехтования». Этот человек действительно был обременен великим именем, не только потому, что принадлежал к древнему роду, ни разу не замаранному плебейской кровью, но и потому, что прославился на войне, на государственном посту, в литературе и науке. Он опустился на колени перед этой массой плоти, обычно называемой задом, нацелил язык, словно пику, и вонзил его в отверстие насколько мог глубоко; затем, сделав его лопаткой, он принялся искусно размазывать слюну вокруг дырочки.

«Ну вот, — произнес он с гордостью художника, только что закончившего работу, — моя задача выполнена».

Другой мужчина взял бутылку, намазал ее жиром pate de foie gras и начал вдавливать ее в отверстие. Поначалу она, казалось, не входила, но когда спаги раздвинул края шире, а мужчина с бутылкой стал вращать и манипулировать ею, вдавливать ее медленно, но настойчиво, она начала наконец продвигаться.

«Ай-ай! — простонал спаги, кусая губы. — Туго идет, но наконец-то она внутри».

«Вам больно?»

«Было немного больно, но теперь все прошло», — и он застонал от удовольствия.

Все складки и припухлости исчезли, и плоть по краям плотно сжимала бутылку.

Лицо спаги выражало смесь резкой боли и похотливости; все его тело напряглось и дрожало, словно по нему пропустили ток высокого напряжения; глаза его полузакрылись, и зрачков почти не было видно; он скрежетал зубами всякий раз, когда бутылка входила немного глубже. Фаллос, который был вялым и безжизненным в минуты, когда спаги испытывал только боль, снова начал приобретать свои полные размеры; затем набухли вены, и нервы напряглись до предела.

«Хотите, чтобы вас поцеловали?» — спросил кто-то, видя, как дрожит его жезл.

«Спасибо, ответил он, — мне и этого достаточно».

«Что вы чувствуете?»

«Острое, но приятное раздражение от задницы до мозга».

На самом деле все его тело билось в конвульсиях, когда бутылка медленно входила внутрь и выходила наружу, разрывая и едва ли не четвертуя его. Вдруг пенис сильно содрогнулся, потом он разбух и стал твердым, крошечные губки раскрылись, и появилась сверкающая капля прозрачной жидкости.

«Быстрее… глубже… глубже… дайте мне почувствовать это!»

Он начал кричать, истерично смеяться, а потом и ржать, как ржет жеребец при виде кобылы. Фаллос выдавал несколько капель густой, вязкой белой спермы.

«Всадите всю… всадите ее всю!» — простонал он слабо.

Рука мужчины, вводящего бутылку, задрожала. Он с силой втолкнул бутылку.

Мы, затаив дыхание, наблюдали за тем, какое наслаждение испытывает спаги, как вдруг в полной тишине, которая воцарялась после каждого солдатского стона, раздался тихий звон разбивающегося стекла, за которым последовал крик боли распростертого мужчины и крик ужаса его партнера.

Бутылка лопнула; горлышко и часть бутылки выскочили наружу, порезав плотно сжимавшие ее края, остальная часть осталась в анусе.

— Прошло время…

— Естественно, время никогда не останавливается, так что незачем говорить, что оно прошло. Лучше скажите мне, что сталось с бедным спаги.

— Он умер, бедняга! Сначала, имело место общее sauve qui peut [109] из дома Брайанкорта. Доктор Шарль послал за своими инструментами и извлек кусочки стекла; мне говорили, что несчастный молодой человек стоически переносил мучительнейшую боль — у него не вырвалось ни стона, ни крика; хотя, конечно, лучше бы ему довелось проявить свое мужество в случае более достойном. Операция завершилась, доктор Шарль сказал пострадавшему, что его нужно доставить в больницу, поскольку есть опасение, что может начаться воспаление поврежденных мест кишечника.

«Что?! — сказал спаги. — Отправиться в больницу и выставить себя на посмешище перед всеми санитарками и докторами?! Ни за что!»

«Но, — отозвался его друг, — если вдруг начнется заражение…»

«Со мной все будет кончено?»

«Боюсь, что так».

«А велика ли вероятность того, что будет заражение?»

«Увы, более чем велика».

«И если оно начнется, то что?…»

Доктор Шарль ничего не ответил.

«Исход может быть смертельным?»

«Да».

«Ладно, я подумаю. В любом случае мне нужно домой, то есть на квартиру, чтобы привести в порядок некоторые дела».