Телепорт

Наутро после встречи с Бобом Великолепным я вдруг решил отправиться во Флориду к дедушке. Турагент забронировал мне билет на самолет, вылетающий из Ла-Гуардии менее чем через двадцать минут. На борт я поднялся, когда посадка уже заканчивалась.

В Орландо я пересел на самолет, вылетающий в Сосновые Утесы, конечный пункт моего путешествия. Восходящие токи воздуха безбожно трясли тесный шумный самолетик. В какой-то момент сильный нисходящий поток прижал меня к ремням безопасности, и я едва не прыгнул прочь из салона.

Остановила меня лишь неуверенность в том, что получится прыгнуть обратно в движущийся объект, который к тому же вне поля зрения. Если уж выпрыгивать из салона, то когда самолет снизится и качка станет невыносимой. В действительности полет продолжался полчаса, а мне показалось, что всю жизнь. На земле стало куда легче.

Здание аэропорта оказалось чуть больше первого этажа дома, в котором я жил, а кассир исполнял заодно обязанности члена посадочной команды, носильщика и охранника. Из Орландо прилетели шесть человек, включая меня, пятерых встретили друзья и родственники, а я остался на милость службы трансфера, в виде помятого синего микроавтобуса с морщинистым водителем.

– Куда едем?

– Ой, подождите секунду. Мне нужно проверить адрес по телефонному справочнику.

Я вернулся в терминал и подошел к таксофону в углу.

Артура Найлса в справочнике не оказалось. Черт! Я огляделся по сторонам: никто за мной не следил. Я старательно «выучил» угол у таксофона и прыгнул в дом к папе, в свою бывшую комнату. Ну и пылища! Порывшись в письменном столе, я отыскал дедушкино письмо – открытку ко дню рождения в конверте с адресом. Я спрятал конверт в карман и закрыл все ящики.

В коридоре послышались шаги. За дверью моей комнаты они остановились. Я замер. Если дверная ручка шевельнется, я тут же прыгну прочь.

– Дэви! – позвал папа с дрожью в голосе.

Не помню, чтобы когда-то ранее его голос дрожал.

После небольшой паузы я неожиданно для себя ответил:

– Да, это я.

По-моему, папа не ждал ответа. Он охнул и, судя по скрипу половиц, переступил с ноги на ногу. Начал возиться с замком. Когда раздался щелчок, я прыгнул обратно в аэропорт Сосновых Утесов.

Я устало прислонился к стене, и кассир-носильщик-охранник изумленно на меня уставился. «Пусть удивляется», – подумал я, имея в виду папу, а не кассира. Меня мутило, но я чувствовал и странное удовлетворение, как в день, когда разбил контейнер с мукой. Впрочем, удовлетворение могло быть и больше. Результатов своей выходки я не увидел, но, кажется, и не наследил.

К таксисту я подошел, держа в руках открытку в конверте.

– Помоза-серкл, триста сорок пять.

С заднего сиденья я наблюдал, как мимо проносятся белые дома и зелень. Папин голос звучал иначе, по-стариковски, но я старался об этом не думать.

– Ну вот, мы на месте, Помоза-серкл, триста сорок пять. С вас четыре бакса.

Я расплатился, и таксист уехал. Дом оказался таким, как я помнил, – маленьким белым бунгало в окружении финиковых пальм и каналом чуть поодаль. «Джонсон» – было написано на почтовом ящике.

Женщина, которая открыла дверь, говорила по-испански, а по-английски – почти нет.

– Un momento, porfavor[5], – сказала она, когда я спросил Артура Найлса, и исчезла в доме.

Вместо нее появилась блондинка, говорившая с тягучим южным акцентом. – Мистер Найлс? Ну… Он умер года четыре назад. Да-а, четыре года назад, в августе. Стояла сильная жара, и у него случился инфаркт. Мистер Найлс умер в тот же день. – Блондинка прижала палец к губам, словно задумавшись. – Тогда мы жили чуть дальше по Помоза-серкл, в доме триста тридцать, а этот дом купили у дочери мистера Найлса.

– У Мэри Райс? – спросил я, захлопав глазами.

– По-моему, это ее фамилия по мужу, а в документах было Мэри Найлс.

– Она живет в Сосновых Утесах?

– Думаю, нет. Мэри похоронила отца на кладбище «Олив бранч», а договор купли-продажи дома подписывал адвокат по доверенности от нее.

– Фамилию адвоката не помните?

Блондинка подняла на меня глаза:

– Полагаю, вы не захотите объяснить мне, почему обо всем этом расспрашиваете?

– Я Дэвид Райс, сын Мэри, – ответил я после небольшой паузы. – Когда мама ушла от отца, она… ну, она и меня оставила.

Ладони вспотели, я почувствовал, что краснею.

Мама ведь оставила меня? Оставила, потому что такого брать не стоило?

– Пытаюсь разыскать ее, – проблеял я.

Молчание.

– Хм, давайте я загляну в документы и посмотрю, как его звали. Не стойте на солнцепеке, войдите в дом, пока я ищу. – Блондинка завела меня в дом и показала на стул в прихожей. – Розали-и-инда! Aqua frío, porfavor, por el hombre[6].

Блондинка исчезла в глубине дома. Минуту спустя служанка принесла мне стакан ледяной воды.

– Gracias! – поблагодарил я.

– Por nada. – Служанка улыбнулась и ушла.

Прихожая казалась совершенно чужой, ведь в ней сменили всю мебель. Лишь взглянув в окно и увидев дом напротив, я почувствовал, что бывал здесь раньше. Нахлынули воспоминания, яркие, четкие, болезненные.

«Черт побери, Дэви, ты в третий раз даешь мне даму пик!»

«Ну, Дэви, пожалей своего дедушку! Он ведь старый и слабый!»