Время шло. Лари сделал тебе предложение, подарив кольцо с большим камнем фиолетового пламени. Безумно дорогая и опасная вещица. Украшение тебе очень понравилось: оно обладало той же пленяющей и разрушительной силой, что и твоя красота. А еще в прозрачном камне, внутри которого и таилось пламя, ты обнаружила очередное отражение. Оно отличалось от тех, что жили в комнате в твоих зеркалах. Было совсем иным, не злым и не добрым, но высокомерным и совсем не живым. Отражение в камне наблюдало за тобой, но не любовалось, как все остальные. Оно желало другого: вырваться на свободу. Провалы в памяти превратились в череду дней и недель, с каждым днем камень забирал все больше твоей жизни. Тогда ты не на шутку испугалась и, чтобы избавиться от этого кошмарного чувства, перестала носить кольцо, спрятав его в ящике с нижним бельем.
Сын твой к тому времени уже превратился в молодого юношу – привлекательного и харизматичного. Ты была уверена, что соблазнить его не составит труда, но все оказалось не так просто. Нет, у тебя все получилось. В одну из ночей, когда Лари уехал на очередное «собрание» аристократов, ты пришла к сыну в комнату, забралась к нему в кровать, поцеловала… парень дрожал, но не сопротивлялся твоим порывам. Ты делала, что хотела, но когда притянула его к себе, в глазах нависшего над тобой не мальчика, но мужчины ты прочитала совсем не ту любовь, на которую рассчитывала. Несмотря на твой характер, постоянные провалы в памяти, отвратительное поведение и во многом равнодушие, сын все равно любил тебя, и любил не за твою красоту и не за то, что ты спала с ним, а потому что ты была его матерью. И во взгляде его не нашлось вожделеющей похоти, лишь жалость, скорбь, боль и смирение:
«Если тебе станет от этого легче, я сделаю все, что ты захочешь…» – читалось в каждом его движении, в его робких еще детских ласках.
Омерзение – то, что ты к себе в тот момент ощутила. Ты прервала Найта на середине, выскользнула из кровати и убежала в туалет. Тебя вывернуло наизнанку от той мерзости, что копилась в тебе все эти годы. Ты смердела и гнила изнутри, но почему-то почувствовала это лишь теперь. Больше ты к сыну не приставала. Но не твои отражения. Им нравился Найт, его красота. И они ложились к нему в кровать, обнимали его шею, оставляли засосы на светлой коже и заставляли его кончать в твое тело. Но отражения не устраивало, что Найт любил тебя, а не их, из-за чего они стремились сделать ему больно. Именно поэтому в стоне удовольствия они шептали чужие имена, желая, чтобы твой сын возненавидел тебя и наконец-то полюбил их. Любовь твоих отражений обернулась в фанатичное желание стать тобой, когда как ты сама превратилась для них в раздражающую помеху.
А Найт не видел разницы, не понимал, что это не ты, а кто-то другой. Кто-то гадкий, фальшивый, грязный и сошедший с ума. Сломленный дух, прячущийся за наигранной бравадой и шальным безумием. Хотя… именно поэтому разницы видно и не было. Ведь ты была точно такой же.
- В следующий раз, когда я приду к тебе, отвергни меня, – почти умоляла ты сына, но он никогда не отказывал отражениям. Скорбь же и жалость к тебе в его взгляде росла.
- Мама, ты больна, – иногда шептал он тебе на ухо, после очередной бурной ночи, – тебе надо показаться врачу.
«Надо!» – кричала ты.
- С нами все в порядке, – шептали отражения. – Не бойся, мы никогда тебя не оставим, – улыбались они.
Твоя жизнь превратилась в настоящий ад. А может быть таковой она всегда и являлась, просто ты не хотела этого замечать? Ты жила, как хотела, делала, что хотела и, в конце концов, превратилась в одно из десятков собственных отражений, что были заточены в зеркала. Теперь они терзали твое тело, когда как ты наблюдала за всем этим с зеркальных гладей автомобилей, окон и чашек. И ты ненавидела их за это, боролась с ними, сопротивлялась и беззвучно кричала.
В те недолгие моменты, когда ты оставалась самой собой, ты наполняла ванну горячей водой, бросала туда кубики растворимой искусственной крови, которую продавали в магазине «Фокусы и чудеса», забиралась в ванну и представляла на своем месте мать в тот момент, когда она перерезала себе вены. Тебя это почему-то успокаивало и давало возможность мыслить трезво.
- Мне нужен пистолет, – вслух произносила ты, боясь не расслышать своих мыслей за тьмой чужих, что уже некоторое время без устали теснились у тебя в голове, – мне нужен пистолет, чтобы освободить моего сына.
Через какое-то время ты действительно приобрела огнестрельное оружие и спрятала его все в тот же ящик с нижним бельем, где уже покоилось кольцо с фиолетовым пламенем. Следующим шагом в освобождении себя и Найта от плена отражений было полное уничтожение твоих дорогих зеркал.
- Вам только кажется, что я порабощена вами. Но в действительности всегда рабами были только вы, – шептала ты, стоя в комнате перед зеркалами и держа в руках молоток. Отражения в ответ перешептывались и перемигивались.
«Ты не сможешь!» – шипели они.
«Кроме нас, у тебя больше никого нет!»