У меня было всё. И в этом крылась главная проблема. В этом, если подумать, кроется главная проблема всего человечества. Нельзя иметь всё. Это лишает наше существование хоть какого-то смысла. Обладатели всего необходимого, не имея возможности отвести взор на насущные проблемы, обречены оглядываться по сторонам и в ужасе осознавать собственную бесполезность в огромном мироздании. Собственную незначимость. Если бы ты оказался немного в иной ситуации, ты хоть раз да наткнулся бы на истории о богачах, что кончали с жизнью в квартирах, обставленных золотом, в бассейнах, наполненных шампанским, выбрасывались из окон дорогущих номеров в элитных отелях. Читая статьи о новых великих мертвецах, люди недоумевают, почему же такие вроде бы счастливые индивиды творят подобное. Они – без лишнего веса, без задолженностей по счетам, без кредитов, безумных родственников, признанные, красивые, богатые. Почему они уходят из этого мира так рано? Куда они спешат?
Но я раскрою тебе тайну. Они не спешат. На самом деле они убегают. Убегают от собственной идеальности, а точнее, от того, чему они должны соответствовать. Убегают от бессмысленного существования красивой оболочки, которая рано или поздно увянет, сгниёт, не оставив после себя ни кусочка. Убегают от неидеальных счастливчиков, которые никогда не понимали и не поймут их. В свои шестнадцать мне тоже очень хотелось убежать от себя. К тому моменту от семилетнего мальчишки не осталось и следа. Даже мечта посетить чердак видоизменилась: мне больше не хотелось, заглянув в его окно, увидеть волшебника по ту сторону стекла. Мне хотелось это окно открыть и вывалиться из него в мир, который, как мне тогда казалось, я уже изучил вдоль и поперек. Старое здание к тому времени окружили высоким забором, а на единственные ворота, что вели к нему, повесили табличку: «Вход строго воспрещен». Сперва здание хотели снести, но один из рабочих погиб, нечаянно наткнувшись на фиолетовый огонь. Работы приостановили. Снос переносили несколько десятков раз.
Строительная компания, что собиралась на месте старого дома возвести очередной небоскреб, потратила кучу времени на поиск источника фиолетового пламени. Огонь они так и не нашли. Но, потеряв три десятка рабочих, сдались и оставили здание в покое. К моему глубочайшему облегчению.
Фиолетового огня я не боялся. Мне же было шестнадцать. В этом возрасте кажется, что умереть может абсолютно каждый, но не ты. Кто угодно, но никак не ты. Нет, сам ты мог умереть лишь при одном-единственном условии: если бы сам того захотел. А я тогда желал этого даже больше, чем секса. Не пойми неправильно, я не страдал депрессией, не считал свою жизнь кошмарным дерьмом и не проклинал окружение. Для меня смерть казалась лишь еще одним развлечением. Золотой мальчик, всю жизнь обладавший всем, чего бы он ни захотел, был уверен, что и смерть станет лишь еще одним его трофеем и не больше.
Понятия не имею, о чем я тогда думал. Наверное, о скуке и о том, как бы поскорее развеять её, но в один дождливый вечер я, самоуверенный и слишком смелый отчасти из-за пары глотков отцовского виски, перелез через забор к вожделенному зданию, пробрался в его старые, обветшалые комнаты, в которых жили люди за двести лет до моего рождения, забрался на чердак и пережил один из самых ярких моментов в моей жизни.
Только представь: вокруг меня клубилась тьма, хоть глаз выколи, и лишь одинокое круглое окно позволяло свету городских фонарей и реклам пробиваться сквозь его стекло толстым лучом холодного света. Он не рассеивался, а был четко очерчен. И я видел, как внутри него вьются светящиеся точки – вековые пылинки. Я тогда простоял во тьме чердака, кажется, целую вечность, завороженно наблюдая за тем, как мощные сквозняки гоняют пылинки в этом пучке света, будто маленьких рыбок в аквариуме. В тот момент мне вновь захотелось поверить в магию, в волшебство. Но подойти к чердачному окну я так и не решился. Отчего-то вид мира через его стекла приобрел для меня еще большее значение, чем в давнем детстве. Будто я никогда не забывал о своей мечте, будто ею только и грезил все эти годы.
Только не смейся надо мной, хорошо? И не спрашивай, почему я, оказавшись в каком-то метре от воплощения своей главной мечты, остановился. Причину понять не так уж и сложно. Мне не хотелось терять то последнее, что действительно имело для меня значение. А, знаешь ли, в шестнадцать лет очень трудно ценить хоть что-то. Даже своя собственная жизнь кажется куском торта, который можно съесть, выбросить в помойное ведро или просто покромсать на маленькие кусочки. Шестнадцать лет – страшный возраст. В это время мы совершаем слишком много ошибок, за которые расплачиваемся затем всю оставшуюся жизнь. Тогда и я совершил свою ошибку, так и не заглянув в окно, еще не зная, к чему все это приведет. Если бы в тот день сквозь чердачное стекло я ничего не увидел, я бы окончательно разочаровался в жизни и... Никогда бы больше не вернулся в это место.
Но я не заглянул.
И я вернулся.
И тогда вторая ключевая фигура помимо окна ворвалась в мою жизнь.