Н а д яИ вы так никого не полюбили? М а р и я Ф е д о р о в н аОбжегшись, поостережешься, к счастью.И я жила, пожалуй, как весталка,Священнодействуя на сцене. Н а д я Правда! М а р и я Ф е д о р о в н аНет, ныне я воистину люблю,Со страхом до озноба, с изумленьем,Боясь поверить в счастье, как девчонка,Когда вокруг кричат все громко: "Горько!"
Старик и студент останавливаются поодаль, явно посматривая в сторону Марии Федоровны Андреевой.
С т у д е н т. А ведь я написал ей письмо.
С т а р и к. Кому — ей?
С т у д е н т. Вы прекрасно знаете, о ком речь.
С т а р и к. Ну, да. И какую же глупость ты сочинил?
С т у д е н т. Я писал о нас. Как, выходя из театра, мы всегда сосредоточенно молчали. Мы боялись, чтоб кто-нибудь с нами не заговорил. Мы бережно, как святыню, выносили из театра, лелеяли любовно в своей душе то золотистое просветление, которое вливалось от Вас. И вот — незаметно для меня самого — в моей груди постепенно создался Ваш обаятельный образ. Он стоит там, разливая немеркнущий свет.
С т а р и к (крякнув
). И правда. Ух, ты!С т у д е н т. И перед его глазами проходят мои мысли, мои чувства. Он — высший суд. Он говорит мне о чудесной красоте, зовет к ней, обещает ее. Он неудержимо заставляет меня искать лучшей жизни. Он требует от меня, чтобы я сам стал лучше, как можно лучше.
С т а р и к. Так-с!
С т у д е н т. Вы — обещание идеальной жизни; Вы — призыв к прекрасному; Вы — самая чарующая греза…
С т а р и к. Ну, ну, лучше не скажешь.
С т у д е н т (со смущением
). В конце я попросил прислать на память карточку. Вот это, наверное, глупо, и теперь я боюсь попасться ей на глаза, вдруг она меня узнает, хорошо зная вас.С т а р и к. Мария Федоровна и поглядывает на нас с лукавым видом. Боюсь, ты и меня впутал в эту романтическую историю, что мне не к лицу, не по летам.
Где-то на хорах раздается мощный и пленительный бас.
Х о р у ч е н и к о вО, звуки чудные! Не ангел ли сошелС небес, чей глас — божественный глагол,Ликующий, рыдающий и гневныйВ борьбе добра и зла вседневной?Шаляпин? Он! Как Горький, из низов,С привольных волжских берегов.У Мамонтова он себя обрелИ воспарил на сцене, как орелВстречь солнцу без усильяМогучие расправив крылья, —Вся мощь стихии, светлый зов,Как и Серов, из молодых богов,Сошедших здесь на пире,И Правда торжествует в мире.
Показывается Серов с женой; отовсюду раздаются слова приветствия со словами: "Как себя чувствуете? Все хорошо?"
С е р о вЧто все толкуют о моем здоровье?Был болен, что за новость в жизни сей? О л ь г а Ф е д о р о в н аБоялись за тебя, за жизнь твою;Столь дорог многим ты, я и не знала. С е р о вНу, хорошо. Боюсь, сейчас расплачусь.Но смерти не минуешь. Как же быть? О л ь г а Ф е д о р о в н аНу, я-то нахожу спасенье в Боге. С е р о вСпасенье в смерти? Мир несовершенен.Все безобразное отринуть прочь,Лишь в красоте спасенье и отрада. О л ь г а Ф е д о р о в н аЧто, тянет танцевать? Ах, да, нельзя.