Телевидение. Взгляд изнутри. 1957–1996 годы

Иогансон был очень недоволен, даже разгневан и, отказавшись от выступления, ушел. Тут же прибежал заместитель главного редактора Мушникова Иван Иванович Съедин и начал кричать в полный голос: «Что ты наделал? Это же Иогансон. Это же «Допрос коммуниста», «Выступление Ленина на 3-м съезде комсомола» (наиболее известные картины художника)! На мои слова, что я не мог пожертвовать всем выпуском, он ответил что-то типа «черт с ним, с вашим выпуском». Правда, никаких последствий больше не было.

Еще одна запомнившаяся неприятная встреча произошла с поэтом Евгением Евтушенко, когда я был в литературно-драматической редакции.

Евтушенко был тогда на гребне волны, все газеты писали о нем больше, чем о других поэтах и писателях. Он выступал тогда то за партию и правительство, то против и поэтому был скандально известен. Мы, конечно, тоже пригласили его для выступления. Вот ждем, ждем, а его все нет. Уже подходит время передачи, а ведь надо оговорить темы выступления и его форму (с вопросами диктора или нет).

Вдруг звонок снизу (от бюро пропусков). Разгневанный Евтушенко просто кричал, что его не пускают. (Что это за порядки, что за издевательство!!!) Потом спрашивает — с кем я говорю? Я отвечаю — с главным редактором главной редакции литературно-драматических программ. Ох, как пышно — иронично заявляет он — и требует немедленно его пропустить. Я, грешным делом, подумал, что или не заказали пропуск, или он затерялся в бюро пропусков и говорю — я сейчас к вам выйду. Быстро оформили новый пропуск, и я помчался вниз.

Там выяснилось, что не пускают его потому, что у него нет с собой паспорта. Нашу милицию ничем не возьмешь. Они даже бывают рады, когда могут придраться к известному лицу. На его крики, что на Западе достаточно водительских прав, они твердо отвечали, а у нас нет, не достаточно.

Выяснилось, что не только я для них не авторитет, но и даже такой «всемирно известный поэт» тоже — никто.

Евтушенко тут же повернулся и ушел, пригрозив, что не только мне, но и «вашему руководителю Мамедову» он устроит неприятности. Расстроенный, я тут же пошел к Мамедову и покаялся: вас ждут неприятности. Он в ответ: это тебя ждут неприятности. И все. Больше ничего не было, но, как говорится — «осадок остался».

Из работников телевидения часто приходилось встречаться с дикторами, известными тогда всей стране: Игорем Кирилловым, Валентиной Леонтьевой, Владимиром Ухиным, Виктором Балашовым, Анной Шатиловой, Люсей Соколовой, Анной Шиловой, Нонной Бодровой и другими. Сейчас уже никто не помнит ведущих тех лет, а тогда гремели имена Валентина Зорина, Юрия Фокина, Александра Каверзнева и других.

Приходилось встречаться и с политическими деятелями, но всегда оставалось на душе неприятное чувство, что они тебя за человека не считают. Правда, были и исключения.

Очень тепло прошла встреча с секретарем ЦК КПСС Михаилом Васильевичем Зимяниным. Мы, группа работников телевидения, закончили Высшую партийную школу, и он нас принял. Как-то хорошо и душевно повел разговор. И тут один из нас (не подписавшись) передал ему записку, в которой упрекнул его в некоторых неправильных ударениях. Мы все возмутились, но Зимянин извинился и сказал, что он по национальности белорус и поэтому некоторые слова говорит неправильно. Это еще больше нас к нему расположило.

И все же больше всех мне понравился будущий член Политбюро Александр Николаевич Яковлев. О том, как мы с ним разговаривали, я уже писал. Что мне больше всего поразило? Он разговаривал со мной на равных. Рассказал о себе, как читал лекции на английском языке, как встречался с работниками телевидения, какие у него планы на перестройку всей системы радио и телевидения. Жаль, что впоследствии у него не получилось так, как он задумывал!

Резким контрастом была встреча с Петром Ниловичем Демичевым. Будущий кандидат в члены Политбюро был тогда первым секретарем Московского горкома партии и вызвал Мушникова (главного редактора Московской редакции) и меня (зав. отделом «Московских новостей») для постановки задач перед редакцией.

Мы вошли, как первоклассники к директору школы. Не поднимая головы от каких-то бумаг, Демичев не сразу предложил нам сесть. Говорил тихим (по-моему, нарочито тихим) голосом, не глядя в глаза, по-прежнему уставившись в стол.

Что он говорил, я тогда не запомнил.

Еще более грустное впечатление оставил Юрий Чурбанов, зять Л.И. Брежнева. Он с большой свитой генералов и полковников МВД (Чурбанов тогда был зам. министра МВД Щелокова) приезжал к нам в подмосковный дом отдыха «Софрино», где проходила ежегодная учеба партийного и творческого актива Гостелерадио СССР.

Я тогда был зам. секретаря парткома Гостелерадио СССР по идеологии и сидел в президиуме вместе с нашим начальством и руководством парткома. Лапин и Мамедов не приехали, и правильно сделали.

Что прежде всего поразило — лицо у Чурбанова было нарисовано. Толстый слой грима, черненые брови. Видимо, он был с большого перепоя и пытался это скрыть.