Телевизионные сказки (сборник)

Иностранец что-то нечленораздельно булькал, а Семёнов монтировал и беседовал с Ассистенткой. Она расположилась к нему боком, словно специально демонстрируя Семёнову свой профиль.

– А что, ты его и в столовку водила?

– Нет, конечно. У них своё питание. Что русскому хорошо, то американцу три дня поноса.

Американец утвердительно икнул. Переводчица отреагировала:

– Ну ты понял…

– Понять-то его немудрено, – кивнул головой Семёнов, вздохнул и укоротил сцену вдвое, выкинув фрагмент, где его любимая актриса красиво, но совершенно не к месту принимает особенно соблазнительную позу. Он сразу сообразил, что продюсер, хоть и мычит не по-русски, но в своём деле понимает. А что же тут непонятного, если дело ясное! Таким образом, Семёнов с Американцем быстро нашли общий язык.

Формально, Ассистентка была их общим языком. Но тут всю свою силу проявляла поговорка «язык до Киева доведёт»…. В данном случае, только в Киев он и вёл.

Семёнову приходилось полагаться только на интуицию и свои скромные познания в американском английском.

– О кей, мистер?! – Семёнов тыкнул пятернёй в экран монитора, объясняя заморскому гостю, что правая камера берёт общий план в то время, когда должна брать крупный. А поэтому, то, что делает в данный момент актриса, может быть понято зрителем только по выражению лица главного героя. Отсюда у него, Семёнова, нет другого выхода, кроме как показывать не то, что надо, а то, что есть.

– Идиоты! – на чистом русском согласился с Семёновым продюсер.

– У него с режиссёром разное понимание сверхзадачи. Отсюда и несовпадения ключевых точек мизансцены, – перевела Лиза.

Семёнов посмотрел на Ассистентку с уважением. Лиза посмотрела на Американца, а тот, в свою очередь на Семёнова.

Семёнов опять вздохнул и выкинул двухминутный кусок, где ничего не происходило, а все герои молча тупо пялились друг на друга. Особенно ему было жалко крупный план служанки, где камера заглядывала в глубокий вырез её платья.

По пометкам в сценарии, это была душераздирающая сцена, где «на лицах героев отображается нечеловеческая внутренняя борьба». Фактически же главный герой старательно и нечеловечески пучил глаза, а остальные, глядя на него, старались хотя бы не рассмеяться.

Потом последовали ещё правки, ещё и ещё… И когда Семёнов в очередной раз, под одобрительные возгласы Американца, укорачивал очередную нудную сцену, вдруг вмешалась Лиза:

– А вот это вы зря выкидываете!

– Переведи, – автоматически попросил Семёнов.

Американец разродился долгой тирадой. Семёнов промолчал и после опять вступила Ассистентка:

– Вечно он одно и тоже говорит. Заткнулся бы уже. Потом обратно всё ставить придётся. Режиссёр эту сцену два часа снимал. Так на операторов орал, что свет во всех туалетах дважды гас. Грозился, что лично весь монтаж проверять будет. Что-то ему в этой сцене особенно дорого.

Американец замахал руками, произнося какой-то пламенный монолог. Семёнов узнал много ругательств, знакомых ему по фильмам… Было ясно, что он не одобряет творческих методов Режиссёра. Когда в тираде Американца уже стали встречаться и русские слова, Лиза зевнула:

– Ну его… То же мне, самый умный! Пусть как хочет делает, но я предупредила, – всё придётся назад менять.

Семёнову, по личным мотивам, самому нравилась эта сцена. Ведь в ней присутствовала служанка, которая бойко скакала перед камерой в одной ночной рубашке. Семёнов с удовлетворением отметил, что в этом актёрском этюде всё выглядело вполне натурально, выпукло и ярко.

Но, к сожалению, нужно было признать и правоту Американца. По сценарию, служанка только что куда-то уехала за город и целых три серии не должна была появляться на экране.

Семёнову было жалко симпатичную актрису, которую заставили почти полностью раздеться и неизвестно зачем прыгать перед кучей людей. Актриса был явно начинающей. У неё и слов-то почти не было.

Когда Американец отвлёкся, Семёнов пошёл на компромисс. Он слегка укоротил сцену и переставил её пораньше. Так это выглядело не совсем позорно.

А спустя полчаса, когда монтаж уже подходил к концу, случился творческий кризис. Творческий кризис ворвался в монтажную в виде Режиссёра.

Режиссёр был модный, то есть, молодой и лысый. Он смотрел на мир через жёлтые очки, носил сумку цвета хаки и на груди у него был большой британский флаг. Всё это давало ему основания быть недовольным пошлостью и серостью мира.

В данный момент, вся пошлость мира для него воплотилась в Американце. Они сходу начали ругаться, словно продолжали какой-то ранний спор.

Всё это было бы забавно, но Режиссёр несколько раз помянул недобрым словом искусство монтажа. Семёнов, в той части своей натуры, где он был художником, помрачнел. А как художник, он был натурой ранимой, поэтому вставил несколько реплик. В сценарии скандала, который составил для себя Режиссёр, эти «реплики из народа», не были предусмотрены. Он озадачился, но потом разозлился ещё больше, когда узнал про вырезанную сцену.

Семёнов как раз собирался объяснить, что он её просто переставил, когда в монтажную зашла Актриса. Причём, именно та, которая играла служанку.