Теллурия

Магистр резко повернулся, двинулся к выходу. Магнус увидел профиль этого человека – острый большой нос, глубоко сидящий глаз, впалая щека, тонкие губы, маленький волевой подбородок. Магистр вошел в арку, за ним последовал капеллан и приближенные рыцари. Блистая доспехами и шляпками от гвоздей, воинство покидало трапезную. Магнус стоял, завороженный этими движущимися мимо него людьми, назвать которых толпой не повернулся бы язык.

Рыцари вышли.

В зале повисла тишина, прерываемая набатом. Солнечный свет, проникая в узкие окна, падал на пустые столы, сверкая в редких каплях крови.

Стряхнув оцепенение, Магнус подошел к товарищам. Они обменялись долгими понимающими взглядами. Слова были неуместны.

Выйдя из трапезной, рыцари спустились в подвальную часть замкового храма, где в пустом каменном пространстве парила, распластанная между двумя пуленепробиваемыми стеклами в тяжелой раме из левитирующих полупроводников, плащаница Спасителя, священный мандилион, великая реликвия, отвоеванная орденом у неверных в жестокой туринской битве. Выстроившись в очередь, преклоняя колени, рыцари прикладывались к святыне, выходили в низкую арку, поднимались вверх и оказывались во дворе замка. Там уже высилась развернутая во весь свой сорокаметровый размах знаменитая катапульта ордена тамплиеров – сложное металлическое сооружение, напоминающее установку залпового огня. Рядом с ней суровыми стальными рядами теснились трехметровые роботы, вооруженные автоматическими пушками, ракетами и огнеметами. На груди каждого робота светился красный восьмиконечный крест тамплиеров. Первым влез в своего робота великий магистр. Усевшись на сиденье, он пристегнулся, взялся за рычаги управления. Герметичный шлем робота закрылся, волевое лицо магистра высветилось в круглой голове робота за толстым, неуязвимым для пуль и снарядов стеклом. За магистром последовал боевой капеллан и шесть приближенных рыцарей. Рыцари стали проворно залезать в своих роботов, защелкали замки и шлемы. Тяжко ступая стальными ногами по древней брусчатке, роботы двинулись к широким лифтам. Лифты загудели, стали поднимать роботов на катапульту. Поднявшись, роботы ложились рядами на направляющие. Когда улеглись первые пятьдесят, к ногам их подсоединились твердотопливные ракетоносители.

Громадина катапульты стала поворачиваться на юго-восток. Колокол звенел. Раздался сигнал, вспыхнули запалы, и стремительно, один за другим, пятьдесят шлейфов огня с грозным ревом унесли стальных воинов Христа в синее небо Лангедока. Словно кометы понеслись рыцари к далекой цели на Черноморском побережье. В эти же секунды сотни таких же комет сорвались с пусковых установок под Льежем, Бредой, из севежских лесов, с южнокарпатских вершин, с берегов Штарнбергского озера, с Соловецких островов.

Тринадцатый крестовый полет набирал силу для разящего удара.

А за стенами замка раздался радостный возглас толпы. Тысячи лангедокцев пришли сюда в это утро, чтобы проводить на священную войну своих героев. В заплечных стальных рюкзаках рыцарских роботов нашлось место не только для боеприпасов. Там покоилась и еда, заботливо приготовленная местными жителями и принесенная сюда из окрестных мест: сыры, теплый домашний хлеб, овечье масло, печеные помидоры, артишоки в масле, ветчина, соленая треска, инжир, абрикосы и, конечно же, неизменный крестьянский aligot – картофельное пюре с сыром и жареной свиной колбаской. Эти милые, трогательные знаки человеческого тепла и домашнего уюта, уносимые беспощадными стальными гигантами, на первом же бивуаке должны были подкрепить силы и напомнить уставшим после боя рыцарям о тех простых христианах Европы, ради которых они идут на свой великий подвиг…

Новый залп раздался в Ла-Кувертуараде. Земля затряслась. Еще пятьдесят комет взвились в небо, полетели на юго-восток. Стоя перед узким окном трапезной, Магнус проводил крестоносцев взглядом, полным веры и надежды.

– Ла-Кувертуарад… – произнес он и счастливо улыбнулся.

XXII

Поздняя осень. Пасмурное, промозглое утро. Березовый перелесок на границе между Тартарией и Башкирским царством. Два путника с песьими головами, Роман и Фома, сидят возле костра, греющего воду в котелке, висящем на походном треножнике. Роман широкоплеч, коренаст, покрыт гладкой серой шерстью, на морде заметны старые шрамы. На нем видавшая виды куртка из непромокаемой ткани, ватные штаны и высокие сапоги на шнуровке. Фома долговяз, сутул, узкоплеч, покрыт гладким черным волосом, одет в долгополое драповое пальто, подбитое ватой. На ногах у него широкие боты из живородящей резины.

Фома. Что-то паршиво горит. Надо бы еще дровишек подбросить.

Роман (подкладывая в костер березовые сучья). Мокрое все.

Фома (смотрит в небо). М-да… прорвались хляби да на нашу голову.

Роман. Слава богу, хоть с ночи дождик перестал.

Фома. Скоро снег пойдет.

Роман (язвительно). Умеете вы, Фома Северьяныч, поднять настроение.

Фома. Всегда к вашим услугам, Роман Степаныч.