Теллурия

— Так, вспомнилось… Ежели говорить серьезно, у меня претензий больше не к немцам и жидам, а к русским. Нет на свете народа, более равнодушного к своей жизни. Ежели это национальная черта — такой народ сочувствия не заслуживает.

— Как говорил Сталин: другого народа у меня нет.

— Надо, надо было вовремя подзаселить Россию немчурой. Большевики не догадались. Екатерина начала это, да некому закончить было…

— Россия существовала для того…

— …чтобы преподать миру великий урок. Читали. Преподала. Такой, что волосы встанут дыбом.

— Вечная ей память, — отхлебнул коньяку князь. — Зато сейчас все хорошо.

— С чем?

— С образом России. Да и вообще — хорошо! Во всяком случае, нашим государством я доволен.

— Ну… — граф с улыбкой огляделся по сторонам. — Рязанское царство, конечно, поприличней Уральской Республики.

— Эва, с кем сравнить изволили! С «Дуркой»! Мы, граф досточтимый, после воцарения нашего Андрюшеньки будем поприличнее в плане экономики и культуры не токмо тверских-калужских, но и вашей Московии.

— Мою Московию, князь, нынче только мертвый не пинает. А раньше-то как к нам за ярлыками приползали…

— Ненавидел всегда! С детства! — взмахнул руками князь. — Уж не обессудьте. Когда Постсовдепия рухнула, я был подростком. Мало чего понимал. Но люто не-на-видел Москву! И дед мой ненавидел ее, когда ездил «фонды утрясать»! И прадед, когда с шабашниками тащился туда на заработки! Наследственная ненависть-с! Даже потом, когда Московия по миру пошла, когда голодала, когда проспекты распахивали под картошку, когда каннибализмом запахло. А когда коммуноцарствие возникло — еще больше возненавидел. Тоже мне, новый НЭП: отдать Подмосковье китайцам! И стеною отгородиться! Умно-с! Не-на-вижу!

— Смотрите, как бы наши на ваших не напали.

— Батенька, у нас есть шесть прелестных водородных бомбочек! Такие красивые, расписаны умельцами, как матрешки. Если что — метнем московитам такую матрешечку! В подарочек-с!

— Вольному воля, князь… однако есть хочется.

— Еть, вы сказали?

— Вы ослышались. Есть, есть…

— Конечно, непременно! Пойдемте на бивуак.

Князь взял графа под руку, повел к дубу. Массивная фигура графа нависала над маленьким, подвижным князем. Глуховатый на одно ухо князь говорил громче и быстрее обычного:

— Вы, граф, моложе меня вдвое, многого не помните. Задумайтесь, батенька, на каком языке мы с вами говорим?

— Мне кажется, на русском.

— Вот именно-с! На русском! А не на постсоветском суржике! Тридцать лет понадобилось, дабы вернуться к чистому ручью. Ordo ab chao[10]. Государство — это язык. Каков язык — таков и порядок. Кто впервые поднял вопрос сей? Мы, рязанцы. Кто первым провел реформу языка? Кто запретил суржик? Дурацкие иностранные слова? Все эти ребрендинги, холдинги, маркетинги? Кто подал пример всем? И вашей Московии в том числе? Мы!

— Папаша покойный рассказывал, как у них в школе ставили на горох за слово «интернет».

— Да, ставили на горох, пороли! Зато нынче — каков результат? Живая, правильная русская речь, заслушаешься! Государственный порядок! У нас, во всяком случае… Не согласны?

— Насчет порядка… не знаю. Речь правильная, кто спорит. Вот носители ее…

— Вызывают у вас вопросы?

— Собственно, даже не сами они, а образ их. Слишком много морд.

— А это, граф, батенька вы мой, еще советское наследие.

— Да сколько уж можно на совок валить…

— Тотальный геноцид народа русского за шестьдесят лет не восполнишь. Большевики истребляли цвет нации, расчищая поле для жидовских репьев да быдляцкой лебеды. Вот она и дала потомство, лебеда-матушка! Ее с корнем трудненько выдернуть!

— М-да… мурло, мурло по всей земле, во все пределы…

— Что?

— Так, вспомнилось…

— А архитектура? А внимание к жилищу своему? Когда, в какие времена оно было у русского народа?

— Никогда. Народ жил в хлеву, а элита строила себе черт знает что.

— Не имея при этом понятия о том, что она, собственно, хочет — Версаль, Дворец Советов или…

— Эмпайр-стейт-билдинг.

— Спрашиваю вас, граф: а когда же это понятие впервые у нас возникло?

— Когда распались.

— Да-с, батенька! Когда распались! Вот тогда и обратили внимание на собственные жилища! На города! В моем городе нынче — ни одного случайного дома! Городской архитектор — бог! Ему у нас все кланяются! Особые полномочия-с! Лицо города! Мо-е-го го-рода! Я в нем живу, я за него и отвечаю перед историей, перед мировой культурой, простите за пафос!

— Не прощу… — усмехнулся граф, отпивая из фляжки.

— Как у нас теперь строят? Вни-ма-тельно! Ответственно! Вкус! Наследие! Осторожность! Осмотрительность!

— Осмотрительность… — повторил граф, глянув в сторону темнеющего леса. — Теперь она — вечный спутник русского человека.

— Русью, батенька, на Среднерусской возвышенности запахло токмо после распада.

— Согласен. До этого были другие запахи…

— Святая правда! Располагайтесь, выпьем, а я вам случай один расскажу.