Теллурия

В гостиной на ковре кругом сидели молча двенадцать человек. В центре на сильно потрепанном томе «Троецарствия» лежала открытая спичечная коробка. В коробке серебристо поблескивал теллуровый клин.

Богданка сел в круг, бесцеремонно потеснив подмосквича Валеного и замоскворецкую вторую подругу Владимира Регину. Они не обратили внимания на грубость Богданки. Взгляды их не отрывались от кусочка теллура.

— Ну что, сбылась мечта идиотов? — попробовал нервно пошутить Валеный.

Все промолчали.

Владимир нетерпеливо выдохнул:

— Ну давайте тогда… чего глазеть-то, честное слово…

— Господа, надобно бросить жребий так, чтобы все были удовлетворены и не было даже тени обиды, даже малейшего намека на какую-то нечестность, на передергивание, на что-то нечистое, мелкое, гнилое, на чью-то обделенность, — с жаром заговорил щуплый, субтильный Снежок.

— Никаких обид, никакого жульничества… — замотал бульдожьей головой вечно сердитый Маврин-Паврин.

— Послушайте, какие же могут быть обиды? — забормотала полноватая, плохо и неряшливо одетая Ли Гуарен.

— Меня обидеть легко… — еле слышно пробормотал сутулый Клоп.

— Не о том говорим! Решительно не о том! — ударил себя по колену Бондик-Дэи.

— Нет уж, давайте оговорим, давайте, давайте, давайте, — зловеще закивал Самой.

— Послушайте! Черт возьми, мы собрались не для жульничества! — повысил голос Владимир, и все почувствовали, что он на пределе. — Вы у меня в доме, господа, какое, на хуй, жульничество?!

— Владимир Яковлевич, речь идет не о жульничестве, оно, безусловно, невозможно среди нас, людей вменяемых, особенных, умных, ответственных, но я хотел бы просто предостеречь от… — затараторил Снежок, но его перебили.

— Жребий! Жребий! Жребий!! — яростно, с остервенением захлопал в ладоши Владимир.

На него покосились.

Сидящая рядом пухлявая Авдотья обняла, прижалась:

— Володенька… все хорошо, все славно…

Он стал отталкивать ее, но Амман протянул свою большую руку, взял Владимира за плечо:

— Владимир Яковлевич, прошу вас. Прошу вас.

Его глубокий властный голос подействовал на Владимира. Он смолк и лишь вяло шевелился в объятиях Авдотьи.

— Господа, — продолжил Амман, обводя сидящих взглядом своих умных, глубоко посаженых глаз, — мы собрались здесь сегодня, чтобы пробировать новое. Это новое перед нами.

Все, словно по команде, уставились на коробку.

— Оно стоило нам больших денег. Это самый дорогой, самый редкий и самый наказуемый продукт в мире. Никто из нас не пробировал его раньше. Посему давайте не омрачать день сей. Я предлагаю кинуть жребий.

— На спичках! Коли уж есть спичечный коробок… — горько усмехнулся всегда печальный Родя Шварц.

— Тринадцать бумажек, одна счастливая. — Амман не обратил внимания на реплику Роди.

— У меня дома нет бумаги, — пробормотал Владимир.

Амман приподнял коробочку, выдрал из «Троецарствия» страницу, поставил коробочку на место:

— Ножницы.

Ему подали ножницы. Он стал аккуратно разрезать пожелтевшую страницу на одинаковые полосы.

— Принеси пакет для мусора, — приказал Владимир Авдотье.

Она неловко вскочила, тряся телесами, выбежала на кухню, повозилась, вернулась с черным пластиковым пакетом.

— Владимир Яковлевич, надеюсь, стилос имеется у вас? — спросила Регина.

— Есть где-то, — пробормотал Владимир и добавил со злостью: — Но предупреждаю: писать им я не обучен.

Он встал, долго рылся в ящиках, нашел изъеденный временем карандаш, кинул Регине. Регина поймала, понюхала и лизнула карандаш с нервной улыбкой:

— Знаете, господа, я тоже… не очень-то умею…

— Я напишу. — Амман забрал у нее карандаш, зажал его в кулак и крупно, коряво написал на одной из полосок: TELLUR.

Бросил карандаш и стал аккуратно складывать полоски пополам и засовывать их в черный пакет. Большие сильные руки его не суетились даже теперь. Когда последняя полоска исчезла в пакете, Амман закрыл его, долго тряс, потом слегка приоткрыл:

— По кругу, против часовой. Хозяин дома — первый.

С трудом подавляя волнение, Владимир сунул руку в черный зев пакета, пошарил, вытащил, глянул. Скомкал и яростно швырнул вверх:

— Блядский род!

Амман невозмутимо поднес пакет Авдотье. Та вытянула пустую бумажку и облегченно улыбнулась, прижалась к Владимиру.

— Пошла ты… — оттолкнул тот ее, вскочил, пошел на кухню пить воду.

Пакет двигался по кругу. Но не дошел и до середины: сутулый Клоп вытащил счастливый билет.

— Теллур, — произнес он с болезненной улыбкой и показал всем полоску.

— Теллур, — согласился Амман и с явным неудовольствием выдернул бумажку из тонких пальцев Клопа. — Клоп пробирует, господа. Ну что ж… зовите мастера.

Никто не двинулся с места. Выигрыш Клопа одних возбудил, других ввел в оцепенение.

Снежок бросился к Клопу:

— Клоп, дорогой вы мой, Клоп, вы сегодня на вершине, вы чжуанши[11], демиург, Архитектон, вы будете стоять, понимаете ли, подпирая головою облака, а мир ляжет у ваших ног, мир будет как ящерица, как земноводное, как собака лизать вам руки и ноги…

Клоп, сутулясь еще сильнее, беззвучно смеялся, раскачиваясь и прикладывая мосластый кулак к неширокому, угреватому лбу.