Тельняшка для киборга

…Ох, ё! Мощнейший поток от могучих двигателей отшвыривает тебя, словно ничтожную щепку от борта торпедного катера. Мгновенно выдувает изо рта всю слюну и размазывает по лицу (если есть чего в носу — тоже размажет). Вдохнуть нет никакой возможности, и из последних сил сжимаешь вместе ноги, отчаянно стараясь держать хоть какое-то подобие группировки. Кольцо лучше не дергать — пусть сработает автоматика, бесстрастно отмерив каждому три секунды свободного падения и развесив парашютистов с равным интервалом. Раскроешь купол чуть раньше — и можешь запросто заполучить к себе в стропы летящего следом соседа, а это уже серьезно. Стропы могут перехлестнуться, купола сложатся, совьются в бесформенный кокон и — привет, «выходи строиться». Небо десантника не обидит, обидит его земля…

…Поток успевает напоследок крутануть тебя как котенка, за шкирку, и ты видишь удаляющийся в туманную размытую глубину «Антей», похожий на невиданную гигантскую рыбину. Из распоротого брюха рыбины сыплются оранжевые икринки — маленькие купола стабилизирующих парашютов. Ну же… Пятьсот один, пятьсот два… Бл-лин! Перед тобой вдруг вспыхивают белые прутья строп, и ты влетаешь в чей-то купол, успевая лишь инстинктивно зажмуриться. Розги строп со всего размаху хлещут тебя по лицу, и щека вмиг набухает кровавым рубцом. Звездец…

— Товарищ полковник, схождение! — вскинул руку радист. — Вон, с краю — сыплются!..

— Вижу! — рявкнул полковник Глушцов, руководитель прыжков на площадке десантирования, стискивая тангенту микрофона: — Воздух, я — Земля! Прекратить десантирование! Как понял?!

— Понял, прекращаю, — флегматично отозвался из поднебесья командир «Антея».

— Доктор, заводи «таблетку» — быстр-ра! Лячин, УАЗик — ко мне! Синоптик! Что за херня!!!

— Беда в одиночку не приходит — вот уж что верно, то верно. Взревела и зашлась пулеметным треском вертушка ветромера на покачнувшейся дюралевой мачте — это был внезапно налетевший шквалистый порыв, о котором не успели предупредить синоптики…

— Эй, ты кто? — окликнул Ауриньш висящего под ним парня. Стропы его наполовину раскрывшегося парашюта Маргус крепко держал левой рукой.

— Конь в пальто! — сердито донеслось снизу. — Какого хрена раскрылся раньше времени?!

— Я вовремя раскрылся, — обстоятельно возразил Маргус. — Ровно три секунды отсчитал. Это ты, Миша?

— Нет, это моя прабабушка! — нервно огрызнулся Алексеев (это был он). — Ты как — держишь? Не тяжело?

— Нормально, — успокоил его Маргус, — потерпи немного.

— Блин, больно быстро чешем, — обеспокоился Мишка. — Может, запаску еще раскрыть?

— Нет, не стоит — может захлест получиться. И я одной рукой не раскрою — купол не отброшу, может запутаться. Ничего, скорость пока в пределах нормы, сядем на одном моем…

— Имел я в виду такую норму… Слушай, ну мы смотри, как почесали!

— Это ветер усилился, — сообщил Маргус. — С одной стороны, хорошо: вертикальная скорость уменьшилась, а с другой…

— А с другой — нас уже с площадки вынесло нафиг, — закончил за него Мишка, — и несет хрен знает, куда. Блин, какие-то трактора внизу… Слушай, видал я в гробу такие приколы — на всякие бороны приземляться!

— На бороны не попадем, — хладнокровно оценил обстановку Ауриньш. — А вот на ту линию электропередачи — кажется, точно идем…

— Ё-мое, Марик! Уходи нафиг!

— Пытаюсь, — отозвался Маргус, подтягивая одной рукой стропы. — Пока не очень выходит…

— Тогда меня бросай! Я запаску раскрою!

— Нет, высоты уже не хватит. Я тебя перед самой ЛЭП отпущу, тебе до земли метров пять останется, приготовься…

— А ты?!

— Постараюсь проскочить между проводов… Миша!.. Земля! — с этими словами Маргус разжал пальцы, и Алексеев полетел на комковатую пашню, слыша над головой жуткий треск разрядов.

Ударили в глаза слепящие даже в солнечном свете синие вспышки и, больно ударяясь о вывороченные пласты чернозема, Мишка увидел бьющееся в этих синих сполохах тело Маргуса. Мишка зажмурился и услышал, как мягко и тяжело, совсем рядом толкнулась земля от короткого удара. Полыхнули напоследок провода ЛЭП, с треском прожигая капрон купола, и все стихло. И ветер стих, словно и не завывал только что в стальной решетчатой опоре. С неслышным шелестом скользнул вниз прожженный купол и накрыл почерневшее тело Ауриньша.

…Есть ли что банальней смерти на войне,
и сентиментальней встречи при луне,
есть ли что круглей твоих колен,
колен твоих,
Ich liebe dich,
моя Лили Марлен…

Алексеев сидел у опоры ЛЭП, не в силах пошевелиться. Судорога перехватила горло и не отпускала, не давая ни вздохнуть, ни разразиться слезами. Как же Лильке-то сказать…

Надрываясь, подскакал по пашне «УАЗик». Грузный Глушцов на ходу распахнул дверцу и вывалился, не дожидаясь, пока машина встанет.

— Кто?! Как фамилия? — подскочил он к Мишке, ощупал его с головы до пят.

— Моя — Алексеев, — сипло проговорил Мишка, пытаясь подняться. — Девятая рота, первый взвод. А это — Ауриньш… — и судорога вновь горячим клещами стиснула его горло.