Тельняшка математика

С полчаса он изучал мою работу, улыбался, бурчал под нос: «Изящно! Изящно!» У меня появилась надежда, что нелепая полемика на том и закончится. Но, завершив изучение моего варианта, он, хоть и сказал удовлетворенно: «Что ж вполне, вполне», – но тут же потребовал:

– Ну а тот, что был предложен мною?

Кляня себя в душе, я протянул ему листочки с не доведенным до полного абсурда решением.

Ренч просмотрел их бегло, с налета и тут же возмущенно воскликнул:

– Так вы же не закончили!

– Но здесь же все очевидно, Марк Ефимович.

– Ах, вам очевидно! – он вскочил с кресла и почти бегом понесся по комнате из угла в угол. – Ему, видите ли, очевидно! А вот мне – нет. Нисколечко не очевидно. Более того, мне кажется элементарным отсутствием научной добросовестности, когда собственный вариант доводится до завершения, а чужой оставляют на полдороге. Я уже не раз вам говорил, что нарушение этики мешает развитию науки. Вы не хотите это воспринять. И вот – последний результат. Как можно выбрать один из двух способов решения, объявить его лучшим, наиболее рациональным, не отработав оба до конца?

Я знал, что доля истины в его суждениях минимальная, но все же есть, и я был, в конечном счете, действительно виноват перед ним. Потому мне ничего не осталось, как покаяться.

– Очень сожалею, Марк Ефимович, – сказал я искренне, – что заставил вас так волноваться. Вину свою осознал. Прошу лишь скидку на молодое нетерпение. Дня через три-четыре предоставлю все вам в самом лучшем виде.

– Как хотите, – ответил Ренч раздраженно, – но я и сам на этот раз доведу дело до конца. Дайте только спишу исходные данные.

Он бросился к столу и застрочил очередным паркеровским фломастером. Я тем временем собрал свои бумаги. Как только Ренч закончил, я еще раз пробормотал, что виноват, и торопливо откланялся. Провожать меня в переднюю Ренч не пошел: там, мол, дует, а ему велено оберегаться сквозняков.

Естественно, в ту встречу о диссертации я не сказал ни слова. Хоть и невелики мои дипломатические способности, все же без особого напряжения ума сообразил: не ко времени.

Через три дня я совершенно однозначно доказал полную несостоятельность идеи Ренча. Позвонил ему по телефону, предложил встретиться, но он сказал, что пока еще к разговору не готов, и обещал позвонить сам.

Неделю я ждал его звонка. Наконец еще раз позвонил ему, но Муся, подошедшая к телефону, сказала, что Ренч занят и трубку взять не может.

Между тем подходил срок их отъезда в Башкирию, и я уже беспокоился: разговор о диссертации мог надолго отложиться.

Но тут стало известно, что перед отъездом Ренч на несколько дней выйдет на работу. Сообщение это меня обрадовало: в лаборатории мне легче было говорить, чем у него дома.

Однако, и появившись на работе, Ренч не вызвал меня к себе ни в первый день, ни во второй. На третий, улучив момент, когда шеф был один, я сам пришел к нему в кабинетик и, как можно осторожнее подбирая выражения, сказал:

– Марк Ефимович, я давно уже хотел отчитаться. Вот, второй вариант проработан. Он действительно на этот раз менее перспективен.

– Знаю! – сказал Ренч тускло. – Я проверил. Вы только зря смягчаете формулировки: он просто ничего не дает. Так что вы имеете все основания кичиться своей правотой.

– Поверьте, Марк Ефимович, у меня и в голове этого нет.

– Ну, рад, если так. Хотя, честно признаться, был бы куда больше рад, если бы вы ошиблись. Не потому, что я предложил этот метод. Нет, это было бы мелко. А чтоб для вас была наука, чтоб вы к делу своему относились серьезнее.

Я подумал, что теперь он уже не злится на меня, просто брюзжит. А потому настало время обозначить свои планы. И, схватившись за его последнюю фразу, я сказал:

– Честное слово, Марк Ефимович, серьезности у меня прибавляется с каждым днем. Вот, например, надумал, как закончу «лесной вариант», засесть за диссертацию.

– За диссертацию? – переспросил Ренч.

Я кивнул.

– А зачем? – Ренч стрельнул в меня недобрым взглядом.

Тон его явно не настраивал на исповедальный лад.

– Если я не переоцениваю того, что сделал, то мне кажется пришло время…

– Не переоцениваете! «Болотный» и «лесной варианты» вместе тянут много больше, чем на кандидатскую. А все-таки – зачем?

– Раз тянут, то я, Марк Ефимович, не понимаю, чем вызван ваш вопрос.

– Чем? Любопытством! Хочу узнать, какую цель вы перед собой ставите?

– Защитить диссертацию!

– Ну вот, доехали до логического круга!

Я почувствовал, что начинаю закипать, и, чтоб сдержаться, сказал тусклым голосом, лишенным даже тени эмоций:

– Извините, Марк Ефимович. Никак не возьму в толк, что вы имеете в виду.

– Да, господи, вашу цель – внутреннюю цель. Ведь, насколько я понимаю, тему своих исследований вы и в дальнейшем менять не собираетесь?

– Нет, конечно!

– Ну вот, значит, будет защита или нет, вы продолжите работу. И дел там еще на годы. Может, на пять лет, а может на десять. Не так ли?

– Но не откладывать же мне диссертацию на десять лет…