Тельняшка математика

– Поздравляю! – воскликнул я, уже стоя в дверях. – На старости лет в вас проснулся ученый! К эксперименту потянуло. Может быть, хоть о его результате напишете, наконец, сами – без соавтора?

– Проваливайте! – закричал Большой.

Это было последнее напутственное слово, которым меня проводил родной институт.

Город Дубна

За первый день плавания мы прошли весь канал имени Москвы и под вечер вошли в Волгу. Ночевать должны были в Дубне. Я собирался побродить по городу, а может и забрести к сокурснику, который здесь работал. Но, когда мы в сумерках подошли к городу и среди леса возникли высокие дома, многоцветные огни рекламы, караванный капитан приказал в мегафон, чтоб швартовались не к Дубне, а к противоположному темному берегу. Многие ребята, хватив лишнего в канун отхода, весь день мечтали о дубненском пиве. На берегу капитана осадила толпа недовольных моряков. Караванный был высоченный молодой парень. Он стоял перед ребятами в тенниске, обтянувшей могучую грудь, поигрывая бицепсами, шутил, теребил короткие, стриженные ежиком волосы. Разговора Караванный всерьез не принимал. Наконец, кто-то из ребят обиженно пробубнил:

– Что это? Словно коров гонят! Город рядом, а нас где погрязнее ставят. Вот какое нам уважение.

Капитан и на это ответил по-прежнему весело:

– А если мне из экспедиции приказ: в Дубну не заходить, тогда как?

Вряд ли кто ему поверил. Москва обычно места стоянок не устанавливает. И Караванный, скорее всего, распорядился не заходить в Дубну, чтобы избежать ЧП. Опасался, что ребята на пиве не остановятся, приложатся к жидкости покрепче, и пойдет чертоплясия в известном на весь мир городе.

Но, услышав, что капитан ссылается на более высокое начальство, все поняли, что Дубны нам не видать, и стали от нечего делать разбредаться по берегу. Я тоже не знал, куда себя деть. Приткнулся на палубе нашего «омика», разглядывая манящие дубненские огни, отражения которых пересекали от берега до берега всю Волгу. Здесь меня и нашел Герка.

– Эй, расхлебай! У тебя тугрики еще завалялись?

– Трояк.

– Так что же ты стоишь? Ребята лавку на берегу нашли. Чего существенного нет, а сухачом торгуют. У меня тоже есть трояк, у старпома мелочь.

Все в его изложении выглядело столь логично, что я действительно удивился, почему стою, хотя минуту назад ни расставаться с трояком, ни выпивать не собирался. Я спешно скатился по трапу вслед за Гариным. Трояка мне стало жалко – не из скопидомства, а потому что был он последний. Нам тонко намекали, что перед отплытием дадут аванс, но потом об этом как-то забыли. А так как сам отход переносили со дня на день, то в последний я, будто нарочно, не пополнил кошелек. Дорога же предстояла дальняя, и мало ли что понадобится – мыло, одеколон, зубная паста – где их взять? Но я быстро осадил себя. Может, оттого и не слепливаются у меня с ребятами отношения, не умею жить вот так бесшабашно. Герка тоже последнее выкладывает, а надо мной вечно груз тягостных раздумий. Подумаешь, в конце концов, что такое мыло? Пустяк.

На берегу нас поджидал Халин.

– Есть мани? – спросил он у меня.

– Порядок! – опередил меня Герка. – Не растеряй мелочь – и три пузыря наши.

Халин посмотрел на часы:

– Через пятнадцать минут – аут.

– Вперед, расхлебаи! – закричал Герка, и мы помчались за ним по разбитой лесной дороге, спотыкаясь в полутьме о колдобины.

Где находится магазин, Герка знал весьма приблизительно, но вел нас уверенно, будто на запах шел, и привел вовремя – за пять минут до закрытия. Магазинчик помещался в деревянном бревенчатом доме на краю села, которое лишь угадывалось по неяркой цепочке огней.

Халин в магазин не пошел, сказал:

– Топайте, а я здесь постою, может, чего подвернется.

Что он имел в виду, я не понял, а спрашивать было некогда.

У прилавка стояли два мужика из местных и человек пять наших морячков. Спросом пользовался один товар – сухое вино по два двенадцать, и потому очередь двигалась быстро. Продавщица, расторопная толстуха лет сорока, левой рукой ловко швыряла на прилавок парами бутылки, а правой хватала деньги и откидывала сдачу. Одновременно она успевала кокетничать с нашими ребятами, которые звали ее выпить. Герка тоже шепнул мне:

– Ничего кадра!

Но я с ним не был согласен и только плечами пожал. Выбросив нам с Геркой бутылки, продавщица заявила:

– Все. Торговля закрыта. Очистить помещение!

И, выйдя из-за прилавка, проворно выставила нас за дверь.

Кто-то из матросиков, на ходу продолжая уговаривать продавщицу, сказал фразочку про то, что жизнь требует разнообразия.

– Точно, мальчики! – торопливо согласилась продавщица. – Мой мужик то левый глаз мне подобьет, то правый – вот и разнообразие, не соскучишься. Ну, бывайте! Заходите еще за товаром.

Так мы и вывалились на крыльцо – всей гурьбой. Один из местных мужиков неодобрительно потряс перед глазами бутылкой.

– Дрянь, – сказал он с чувством. – Кислятина! А что делать? Добавить-то надо.

– Самогон варить надо, отец! – сказал Герка наставительно.

– Самогон! – обиделся мужик. – А то мы сами недогадливые. Выпили самогон! О том и речь.