Тельняшка математика

В тот вторник, выйдя на улицу из массивного здания института, еще слыша застрявший в ушах крик Большого: «Проваливайте!», я понял – домой спешить я не буду. Одиночество не пугало меня. Но я предполагал: начнутся телефонные звонки, может подскочить Маркин. А этого мне вовсе не хотелось. После двух бурных объяснений во всем своем существе я чувствовал пустоту. Если можно так выразиться – пустота заполнила меня. И единственное, на что я был способен – это делать однообразные автоматические движения. Вот я и пошел по улице, неспешно переставляя ноги, сам не зная зачем и куда. Ходьба не доставляла мне никакого удовольствия. Но ни в троллейбус, ни в автобус я не садился, а брел себе и брел. Останавливался у витрин, смотрел, но в мозгу ничего не отражалось, было совершенно безразлично, что там за стеклом, магазин или аквариум – люди ли ходят, рыбы ли плавают.

Потом я с удивлением обнаружил, что иду уже по центру, а взглянув на часы, установил, что передвигаюсь без малого три часа. И тут во мне прорезалось острейшее чувство голода. Я забрел в ближайшее маленькое кафе с высокими столами, за которыми полагалось есть стоя.

Выйдя из кафе, я осознал, что надо дать отдых ногам, и сел покурить в ближнем скверике. Затем быстрым деловым шагом направился к метро и поехал домой. Как ни тянул я время, дома оказался все же раньше матери. Я переоделся, умылся и завалился на диван, отметив про себя, что, наверное, теперь по многу часов буду мять сероватую его обивку.

Мать появилась вскоре и прямо с порога бросилась ко мне:

– Ну что?

– Теперь твой сын безработный.

– Сейчас расскажешь или за ужином?

– Можно за ужином.

– Тогда я мигом.

И тут зазвонил телефон.

– Подойди! – сказал я матери. – И, кто бы ни был, меня нет. Буду поздно.

Она скользнула в коридор.

– Да… Кого-кого? Простите, плохо слышно.

Высунувшись в проем моей двери и зажимая трубку, шепнула мне:

– Это Ренч.

Я отрицательно замотал головой.

– Ах, вам Юрия Петровича! Простите, его нет… Видимо, совсем поздно… Хорошо, передам. Обязательно передам, чтобы позвонил в любое время… Да-да, я поняла, это вам совершенно необходимо… Ясно, ясно… Хорошо… Всего доброго…

За ужином я автоматически ел одно за другим, не чувствуя вкуса. И хотя после недавнего обеда был еще сыт, поглотил какое-то невероятное количество пищи.

Пересказывая матери утренние разговоры, я испытывал противоречивое чувство. Вроде казалось, что произошли они бог знает когда – чуть ли не годы тому назад, и в то же время острота потери снова вернулась, и, воспроизводя свои и чужие слова, я волновался и все переживал заново.

– Ну и хорошо, – сказала мать, блестя глазами. – Я, честно признаюсь, не могу представить более верной модели поведения. Одного не понимаю – почему ты так жесток с Ренчем?

– Он не должен был поверить, что я подлец.

– Но чертов телефонный звонок из журнала! Ведь это звучало так убедительно.

– Тебя бы он убедил?

– Не задавай глупых вопросов.

– Вот и его не должен был убедить.

– Сравнил! Я и Ренч – совсем не одно и тоже. Имеешь ли ты право так рубить с плеча?

– Имею! – Я говорил и одновременно додумывал до конца те еще не совсем самому ясные соображения, которые, хоть я того и не подозревал, пробивали в этот день себе дорогу через пустоту и безмыслие. – Ренч сегодня встал для меня на одну доску с Большим.

– Ну, это уже явный перехлест.

– Нет, не перехлест. Я не говорю об их тождестве, не ставлю знака равенства. Но как повернулись тот и другой во взаимоотношениях со мной? С Большим все просто. Ему нужен был человек, готовый отдать ему часть своих мыслей. Он не против, чтоб не безвозмездно. Готов двигать, помогать строить карьеру, то есть содействовать в том, что сам почитает главным. Здесь – обмен, почти товарно-денежные отношения. Но зачем Большому нужны чужие мысли? Ведь он понимает, что новых скачков в карьере уже не сделает – поздно. А прежнее место и без этого удержит. Значит, весь обмен затеян для одного – для комфорта, для того, чтобы в глазах кого-то, на кого он ориентируется, выглядеть ученым. Таков его способ самоутверждения. Верно?

– Верно. Но причем здесь сходство с Ренчем?

– А вот в том и сходство, что Ренчу я тоже нужен именно для комфорта. Оглянулся на старости лет – видит, всего достиг, нет только ученика. Тут и подвернулся подходящий человек. К нему столь же жесткое требование. Только нужно Ренчу другое. Большому – мысли, а этому – покорность, следование всем его сегодняшним убеждениям. То есть оба так или иначе хотят за мой счет самоутверждаться. Когда же не получается – Большой карает грубо. Ренч, конечно, по-другому: начинает отыскивать в моем поведении нечто аморальное. А что такое мораль, определяет только он. Но суть та же – его недовольство возникает тогда, когда я не даю ему поводов для самоутверждения. Вот в этом-то и сходство. Обо мне как о самостоятельной личности со своей концепцией бытия, со своей духовной жизнью Ренч не думает так же, как и Большой. Обоим им я нужен функционально, потребительски – только в определенном качестве. Ну как, есть сходство?

– Пожалуй, есть, но ведь и разница велика!