Читаем Тело и телесность в естественном языке и языке жестов полностью

(а) Слово головка применительно к женской голове является субъективно окрашенным: его употребление показывает, что говорящий относится к женской голове как к изящной, эстетически приятной или маленькой. Применительно же к ребенку слово головка обычно означает ‘маленькая голова’. Только в сочетаниях типа аккуратная (аккуратненькая) головка (обозначающих голову девочки, у которой волосы заплетены в косички или аккуратно подстрижены), то есть в сочетаниях, подчеркивающих форму прически, слово головка является эстетически нагруженным.

(б) Другое стилистически маркированное производное от слова голова — это имя головушка. Оно типично для фольклорных, поэтических или шутливых текстов. В то же время оно по отношению к детям практически не встречается, а если и встречается, то носит шутливый или снисходительный характер.

(в) Слово головонька встречается в описании в речи взрослых в отношении маленьких детей, ср. предложение (70) А головонька у него самая обычная — так мать пишет на форуме о своем ребенке. Взрослые же люди, когда говорят так о взрослом, относятся к человеку как к ребенку, ср. предложение (71) По-моему, у тебя головонька бо-бо (Форум любителей мотоциклов http://forum.pmoto.ru).

В некоторых случаях слово головонька по отношению к взрослым людям употребляется как стилизация под народную, деревенскую речь, см. (72) Девка с опухшим и мокрым от слез лицом высморкалась в завеску и, утирая слезы концом платка, хрипло заголосила: Ефим, пожалей ты мою головоньку! …Охо-хохо! (М. Шолохов. Смертный враг).

Похожим образом обстоит дело и с производными слова лицо. Его уменьшительное производное личико по отношению к взрослым мужчинам в норме не употребляется, но может применяться для описания взрослых женских лиц и лиц детей. При этом применительно к женщине слово личико подчеркивает не величину лица, как в случае, когда оно употребляется по отношению к детям, а его изящество и красоту, передавая одновременно ласковое отношение говорящего к его обладательнице. Ср. типичный пример употребления слова личико применительно к женщине: (73) Она сняла и отбросила в сторону шляпу, портившую ее прелестное круглое личико восемнадцатилетней девушки (В. Катаев. Алмазный мой венец).

Вообще, коннотации, связанные с детским лицом, иные, чем связанные с женским лицом. Красота лица взрослого человека и красота лица ребенка в русской культуре воспринимаются и оцениваются по-разному. Об этом свидетельствует, в частности, то, что, говоря о лице взрослого человека, мы часто используем сочетание черты лица, то есть имя соматического объекта, входящего в класс «линии», но это сочетание не применяется по отношению к детям.

Красивое лицо взрослого человека часто характеризуется как имеющее красивые или правильные черты. Говоря о чертах лица, подчеркивают то, что лицо взрослого оформилось, что на нем появились четко выраженные линии, части и области. К ребенку же сочетание черты лица не применяется по той причине, что лицо ребенка еще не сформировалось. О чертах лица по отношению к ребенку начинают говорить, только когда тот повзрослел или когда хотят сказать, что ребенок лицом похож на взрослого, ср. предложение (74) Неправильные черты лица его между хорошенькими личиками других детей казались суровыми и старыми (И. Лажечников. Заметки для биографии Белинского).

Перейти на страницу:

Все книги серии Язык и семиотика тела

Тело и телесность в естественном языке и языке жестов
Тело и телесность в естественном языке и языке жестов

Улыбка, жест, поза, взгляд, вздох, прикосновение подчас могут сообщить о человеке гораздо больше, чем его речь или письмо. Авторы этой фундаментальной монографии рассматривают телесность как неотъемлемую часть культуры, а невербальную семиотику — как важнейшую составляющую не только языка, но и социальной жизни. Каким образом язык и тело влияют друг на друга? Какие культурные интерпретации мы придаем этим взаимоотношениям? Какова роль невербальной коммуникации в возникновении культурных различий? Действительно ли недооценка языка тела порой может стать не меньшей преградой на пути к взаимопониманию, чем незнание иностранных языков? Монография написана коллективом ведущих специалистов в области невербальной семиотики во главе с доктором филологических наук, заслуженным профессором РГГУ Г. Крейдлиным.

Александр Борисович Летучий , Григорий Ефимович Крейдлин , Коллектив авторов -- Филология , Лидия Александровна Хесед , Светлана Игоревна Переверзева

Языкознание, иностранные языки
Естественный язык и язык жестов в коммуникативной деятельности человека
Естественный язык и язык жестов в коммуникативной деятельности человека

Улыбка, жест, поза, взгляд, вздох, прикосновение подчас могут сообщить о человеке гораздо больше, чем его речь или письмо. Авторы этой фундаментальной монографии рассматривают телесность как неотъемлемую часть культуры, а невербальную семиотику — как важнейшую составляющую не только языка, но и социальной жизни. Каким образом язык и тело влияют друг на друга? Какие культурные интерпретации мы придаем этим взаимоотношениям? Какова роль невербальной коммуникации в возникновении культурных различий? Действительно ли недооценка языка тела порой может стать не меньшей преградой на пути к взаимопониманию, чем незнание иностранных языков?Монография написана коллективом ведущих специалистов в области невербальной семиотики во главе с доктором филологических наук, заслуженным профессором РГГУ Г. Крейдлиным.

Александр Борисович Летучий , Григорий Ефимович Крейдлин , Коллектив авторов -- Филология , Лидия Александровна Хесед , Светлана Игоревна Переверзева

Языкознание, иностранные языки

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки