Тело йоги. Истоки современой постуральной практики

Дихотомия между мужской и женской физической активностью в H & S продолжает нести гендерное разделение, формализованное в ранних проявлениях современной европейской гимнастики, в которых мужчины прежде всего ассоциируются с силой и энергией, в то время как женщины должны неукоснительно культивировать телесную привлекательность и изящные движения (см. Todd  1998 , 89). В ранних современных Олимпийских играх основными критериями для включения вида спорта в женские соревнования были, по сути, критерии эстетического удовольствия, и «отображает ли спорт женское тело выгодно» (Mitchell, 1977, 213-14).

Статьи по женскому фитнесу в H&S, авторство которых неизбежно принадлежит мужчинам, демонстрируют подобное беспокойство.

Поскольку этот гендерный формат современного спорта и гимнастики был транслирован в международную хатха-йогу в двадцатом столетии, мы можем различать маскулинизированные формы постуральной йоги, исходящие из «Мускулистого Христианства», его националистического и боевого контекста (см главы 4,5) и «гармониальными» версиями постуральной йоги, происходящими из синтеза женских гимнастик и пара-христианского мистицизма.

Первая группа выдвигает на передний план классические идеалы мужественности и религиозно-патриотическую культивацию силы мускулов, это иллюстрируется такими бодибилдерами как Айер и Гхош; йогами-борцами за свободу как Тирука, ранний (до Пондичерри) Ауробиндо и Маник Рао. Это также доминирующая форма режимов йоги «боевиков», таких как индуистская националистическая организация РСС (Раштрия Сваямсевак Сангх, см. Alter, 1994; McDonald, 1999).

С другой стороны, мягкие растяжки, глубокое дыхание и «духовная» релаксация, на бытовом языке известная на сегодняшнем западе как «хатха-йога», лучше всего иллюстрируются версиями гармониальной гимнастики, разработанной Стеббинс, Пайсон Колл, Кайзоран Али, Стэк и другими, а также стретчинг-режимами светской женской физической культуры, с которыми они взаимно перекрываются.

На практике, однако, это в лучшем случае эвристическое различение, поскольку формы современной постуральной йоги редко полностью попадают в одну или другую категорию. Это, однако, предоставляет основу для размышлений о влияниях, стоящих за сегодняшним многообразием постуральных стилей в целом.

Моя цель в этой главе заключалась в том, чтобы продемонстрировать, что на Западе существовала твердо установленная традиция, которая включала в себя формы и способы практики, которые почти невозможно отличить от ряда разновидностей «хатха-йоги», популярной сегодня в Америке и Европе.

В результате и без того огромное число позиций и движений, которые могут быть классифицированы с тех пор как асаны, увеличилось и продолжает расти. Например, Бахнеман (B"uhnemann, 2007) и Сьюмэн (Sjoman, 1996) указывают на отсутствие стоячих поз в досовременных описаниях асан.

Совпадение стоячих асан и упражнений  современных гимнастик достаточно широко и позволяет предположить, что практически все они являются поздним дополнением к канонической йоге, посредством диалога постуральной йоги с современной физической культурой. Те же самые гипотезы выходят за пределы стоячих поз, распространяясь на многие, по-видимому, новые формы асан.

Ян Тодд утверждает, что «в сотканных из множества упражнений предписаниях для женщины двадцатого века можно найти самые базовые принципы целенаправленной подготовки, (т.е. здоровья и фитнес режимов) начала девятнадцатого века» (Todd 1998, 295).Таким же образом, в режимах, которые сегодня принимаются как «хатха-йога», мы можем различить тематическую и формальную живучесть долгой и разнообразной традиции гимнастик, в частности систем, предназначенных «главным образом для дам». ¹⁹

Генеалогия этого обмена интересует меня, однако, меньше, чем тот способ, каким допущения и ассоциации рассекают, позы и упражнения и накладывают сами себя на своих «иностранных» двойников.

Генеалогия этого обмена интересует меня, однако, меньше, чем тот способ, каким допущения и ассоциации склеиваются с конкретными позами и упражнениями и накладываются на своих «иностранных» двойников

Так, например, скручивание тела в узел, предназначенное стать составной частью проекта пробуждения Кундалини в хатха-йоге, может посредством этого наложения возродиться в новом контексте, как «упражнение на гибкость» для здоровья и красоты.

Тем самым телесные позы становятся «плавающим означающим», значение которого определяется в зависимости от контекста (см. Urban [2003, 23–25] «плавающее означающее Тантры). Когда та же самая поза снова появляется в западной постуральной йоге, следы обоих контекстов сохраняются в ней, хотя, как правило,  хатха-контекст понимается очень смутно (если понимается вообще).