Тело на продажу

– Тут все прослушивается, – продолжает Грэй. – Просматривается. Прослеживается. Я постоянно проверяю дом на наличие жучков. И время от времени нахожу их, знаешь ли… Это при том, что у меня тут отличная система охраны и не бывает посторонних людей, которым я не доверяю.... Но я никак не могу проверить чистоту телефонных линий связи, – он разводит руками. – Конечно, есть определенные знаки, явно говорящие о том, что разговор прослушивается… Щелчки, например. Еще есть методы шифрования. Но все-таки ты не можешь просто взять телефон, набрать номер своей матери, дозвониться до России и сказать ей: «привет, меня только что спасли из сексуального рабства!» – понимаешь? Может прокатить, а может и нет. Это опасно. Если не хочешь снова попасть в лапы к Хуссейну или к кому-нибудь похуже – не трогай телефон, не выходи без разрешения с территории усадьбы, да и вообще будь паинькой и слушайся меня. Тогда будешь в безопасности. Обещаю, что я свяжу тебя с матерью, как только появится возможность.

– Спасибо, – говорю я мрачно.

С одной стороны, я все понимаю. Ну, а чего я ждала, блять?! Может, думала, что меня еще и по национальному телевидению покажут, как героиню, спасшуюся из лап насильников?! Наивная идиотка.

С другой стороны, мне чертовски обидно и больно, ведь я теперь вроде бы свободна – а вроде бы и нет вовсе, просто тюремщик сменился.

Неприятно.

– Пожалуйста, – Грэй усмехается, видя мое недовольство и то, как я сразу поникла головой, а потом напоминает: – Тебя чуть было не изнасиловали десять мужиков, радуйся, что этого не произошло.

Он прав. Я должна радоваться.

Но тогда почему на душе так паршиво, страшно и одиноко?

Прежде чем оставить меня наедине с самой собой, Грэй обещает, что через час будет обед и меня позовут.

– Разве я не буду обедать здесь, в своей комнате? – спрашиваю рассеянно.

– Можешь и здесь, – мужчина пожимает плечами. – Но у нас есть столовая, где мы собираемся время от времени всей командой… ну, если нас с парнями можно назвать командой. Вообще-то, мы все тут наемники.

– И сколько вас всего? – уточняю я.

– Трое, – говорит Грэй. – И мне кажется, сегодня отличный повод собраться. Я познакомлю тебя с Тони и Майклом.

– Ладно, – я соглашаюсь.

Мне не то чтобы очень хочется общаться с какими-то посторонними людьми (тем более мужчинами, после всего случившегося я испытываю нерациональное, но чертовски сильно отвращение ко всему мужскому полу), но выхода у меня нет.

Пока есть немного времени до обеда и вынужденного знакомства с товарищами Грэя, я решаю принять ванну, понежиться в горячей воде и хорошенько расслабиться. Первый шок после попытки группового изнасилования, а затем неожиданного и чудесного спасения наконец прошел, и теперь это самая необходимая для меня на данный момент вещь.

Чистая одежда у меня уже есть – но истерзанное, пропахшее чужим потом тело по-прежнему помнит сотни и сотни мерзких прикосновений, когда в доме Хуссейна меня чуть было не трахнули десять или пятнадцать мужиков разом… Меня откровенно тошнит от одной только мысли о том, что другим девчонкам со всего мира, приехавшим в Объединенные Арабские Эмираты на отдых, учебу или работу, не везет так же сильно, как мне, и в последний момент их не успевают спасти ни рыцарь на белом коне, ни наемник в черном никабе. Им приходится терпеть в себе десятки членов, а потом и вовсе становиться шлюхами в публичных домах арабских преступников…

Я совсем не удивлена, что существует так называемый обряд посвящения, в ходе которого новеньких, только поступивших и пока упрямых, уверенных в собственной правоте и возможности спасения девчонок вроде меня насилуют десять-пятнадцать мужчин разом. Это грубо и жестоко, но действительно может унизить и морально, эмоционально уничтожить настолько, что после этого будешь покорно делать все, что скажут.

Раздвигать ноги. Подставлять задницу. Открывать рот. Покорно сосать чьи-то грязные члены. Глотать мерзкую, соленую сперму и даже не морщиться от ее вкуса. Это жутко, но действенно. Когда опускаешься на самое дно – уже не за что бороться. Уже сам себя ненавидишь и презираешь. Уже не пытаешься спорить, вырываться, бежать. Просто покоряешься судьбе.

И таких девчонок – сотни по всем Эмиратам. Они приезжают сюда со всего мира – и остаются шлюхами в бесчисленных борделях, на которые даже местная власть смотрит сквозь пальцы…

Какой же гребанный ад!

Еще пару часов назад мне казалось, что я не покорюсь этим ублюдкам. Даже если меня будут насиловать и бить – я не стану послушной куклой, которая раздвигает ноги по первому их слову и делает все, что только прикажут. Я была уверена, что буду до последнего рвать этих тварей зубами, царапать ногтями, рычать, брыкаться и ненавидеть такой ненавистью, что одной ее будет достаточно, чтобы испепелять взглядом…

Но нет.

Все могло быть совсем иначе.