Тело Папы

Не учил ли уже Петр Дамиани, что краткость дней, отведенных телу папы, отличает его от других государей? Не противоречат ли надежды пап XIII века на продление жизни риторическому и ритуальному дискурсу бренности, формировавшемуся начиная с Григорианской реформы? Кроме того, разве жизнь папы не должна была поддерживаться символическим очищением, подчеркивавшим его невинность и безгрешность? Уже для Петра Дамиани жизнь папы – самая короткая, но она должна быть и самой активной.

Противоречие это не скрылось от современников. Именно живая заинтересованность в вопросах телесности породила бесконечные споры вокруг тела папы во второй половине XIII века, как в плане бренности, так и в плане символического очищения. В 1250 году Гроссетест сказал Иннокентию IV, что папа «должен совлечь с себя плоть», чтобы достойно являть Христа на земле. Францисканцы и доминиканцы вырабатывали риторику наготы папского праха. Заказчики надгробия Климента IV, адресата теорий Роджера Бэкона о prolongatio vitae, приказали скульптору отразить на лице усопшего папы следы старости. Бэкон, кстати, первым заговорил об «ангельском папе», ровно тогда, когда древние символы императорской власти, красный плащ и белый конь, были переосмыслены как знаки безгрешности и чистоты. В образе ангельского папы телесность выражает невинность. Собственно, и его теория продления жизни осмысляла применение эликсира в духовной перспективе, делала его «орудием спасения», instrumentum salutis, призванным был подготовить тело к воскресению. Уж не применение ли папой подозрительных эликсиров привело к тому, что неожиданная смерть Иоанна XXI в результате несчастного случая вызвала удивление и породила легенду? Перед смертью он якобы повторял: «Что станется с моей книгой? Кто ее закончит?» Поговаривали также, что папа умер, диктуя «нечестивое и еретическое сочинение»[947].

Эпилог. Бонифаций VIII

I. Образ тела

Апостольство и «полнота власти»

Между 24 января 1295 и 6 мая 1296 года, во всяком случае, до декабря 1296 года, Бонифаций VIII приказал возвести грандиозный «мавзолей» в центральном нефе базилики Св. Петра, напротив внутренней стены западного фасада[948]. Речь шла не об обычной могиле, но о капелле с местом для молитвы, молельней. Капелла напоминала балдахин с восьмиугольным куполом на четырех колоннах, молельня была огорожена железным парапетом. Гробница размещалась у внутренней стены, в нише, за занавесом, который приподнимали два ангела, открывая взгляду фигуру папы, gisant, возлежавшую на саркофаге, украшенном гербами рода Каэтани.

В XVI веке над гробом еще можно было лицезреть мозаику, которую приписывали Якопо Торрити: в центре сидела Дева Мария с Младенцем, по бокам стояли апостолы Петр и Павел, внизу был изображен мистический трон, упомянутый в Апокалипсисе, с крестом и двумя пальмами по сторонам[949]. Папа был представлен с именем (Bonifatius VIII), так же как Иннокентий III на мозаике апсиды той же базилики, послужившей, видимо, моделью[950]. Бонифаций VIII, одетый в плащ, с короной regnum на голове и символическими ключами св. Петра в руках, преклонял колени перед Марией и Младенцем, «почти касаясь сложенными в молитве руками рук Богоматери и Христа, протянутых к нему»[951]. Петр стоит над ним, положив руки на плечи, как бы желая лично представить его Марии и Младенцу.

Двумя десятилетиями ранее другой папа римского происхождения, Николай III Орсини (1277–1280), построил в Ватиканской базилике капеллу в честь св. Николая, повелев служить в ней три мессы в день[952]. Он посвятил капеллу небесному покровителю дьяконии, Сан Никола ин Карчере Туллиано, которую возглавлял в качестве кардинала и которая вдохновила его на выбор папского имени. Бенедетто Каэтани, возведенный в ранг кардинала Николаем III, выбрал для своей погребальной капеллы небесный патронат папы, Бонифация IV (608–615), имя которого он принял при избрании. Ко всему прочему, папа Бонифаций IV покоился здесь же, внутри базилики Св. Петра[953]. Мы точно знаем, что Бенедетто Каэтани под именем Бонифация VIII пожелал возвести новую капеллу в честь Бонифация, «исповедника и понтифика»[954]. Это означает, что «папа пренебрег другим Бонифацием, мучеником, которому, в отличие от папы Бонифация IV, в базилике 14 мая служили мессу, следуя принятому здесь мартирологу»[955].