Тело угрозы

Но с ним была Джина, а уж у нее хватало опыта и по этой части вообще, и применительно к этой обсерватории в частности: вспомним, что как раз на общности этих интересов и началась ее дружба со стариком. И в литературе, и в его журнале наблюдений, где все было аккуратно записано, она разобралась еще вечером и нашла нужный объект, почти не затратив усилий.

Впрочем, теперь найти его при помощи такого инструмента сумел бы и начинающий: за время, пока тут никого не было, видимая яркость тела достигла шести – то есть человек с нормальным зрением мог бы обнаружить его уже и невооруженным глазом. Она глядела и все не могла наглядеться; хотя, честное слово, тело оставалось световым пятнышком, никакой особенной красотой не отличавшимся от других; но человеку, не заболевшему звездной лихорадкой, этого не понять. Миничу пришлось чуть ли не силой оттащить ее от инструмента, пристыдив:

– Вот уж не думал, что живет в тебе такая жадность!

После этого он стал смотреть сам. Сперва как бы по обязанности: надо же было увидеть то, из-за чего пришлось ему – и ещенаверняка придется – подвергаться всяческим неудобствам, чтобы не сказать – опасностям и даже страданиям. Решил с самого начала, что трех минут ему за глаза хватит, а пять будут уже явным перебором. Пять минут проскочили; он смотрел. На что, спрашивается? Пустота ведь при любом увеличении остается пустотой, а звезды – точками. Но эта пустота каким-то непостижимым образом всасывает твой взгляд, и вскоре начинает казаться, что взгляд этот стал как бы материальным, превратился в трос, в якорную цепь, на конце которой якорь так зацепился за что-то там, в бесконечности, что его не поднять больше – придется цепь расклепывать, и так каждый раз терять все новые и новые якоря – и забрасывать их снова и снова. Так он чувствовал с самого первого раза, когда Люциан пригласил его посмотреть в телескоп впервые в жизни. Но сейчас только ощутил газетчик, что родство, постоянная связь человеческого духа с космосом – не слова только, не поэтическая фигура, но реально существующее явление, заставляющее почувствовать, что вселенский простор и мы – одной крови… Он смотрел, а тело чуть трепетало в окуляре и от этого казалось живым и даже пытающимся что-то ему, Миничу, поведать, ему неизвестное, но очень, очень важное…

Теперь уже Джине пришлось отрывать его от инструмента. Оказалось, что чуть ли не целый час он смотрел – явный симптом того, что и он этой болезни был подвержен. А когда он оторвался наконец и потер уставшие глаза, она сказала только:

–Ну?

Он же ответил – столь же кратко и содержательно:

–Да-а…

– Не углядел ничего особенного? Хотя – откуда тебе знать…

– Такое впечатление, словно опять впервые увидел мир… Особенного? Откуда мне знать?

– И правда, – сказала она. – А вот мне показалось…

– Что? – спросил он, потому что она смолкла на полуслове.

– Нет… может, почудилось. Но пока рано говорить; надо вернуться к Люциановым записям и не скользить по ним, а проштудировать всерьез. Тогда, может быть, станет понятнее… Давай установим камеру, и пусть снимает автоматом. Потом сравним – у него были снимки этой части. Тогда и увидим.

– Да что же тебя так смутило?

– Похоже – он вовсе не это тело имел в виду. Но у него там есть, если ты не забыл, раздел такой: “Нарушения конфигурации”. Вот в нем и будем разбираться в первую очередь. А сейчас – хватит.

И в самом деле – пора была возвращаться в дом (все тем же путем – через кухонное окошко): на востоке посветлело, а люди в таких местах не спят допоздна и поднимаются с зарей – если, конечно, не пересидели накануне за бутылкой снадобья домашней выделки.

– Да, время, – согласился он. – И проблемы. Ладно, на завт-Рак нам еще хватит.

– Тут ведь огород.

– Ни-ни. Разве что – если кто-то уже начал его обворовывать, тогда и мы сможем пользоваться понемногу. Иначе – пер. вый же, кто придет проверить печати, заметит, начнет искать следы—и найдет.

Джина согласно кивнула. Как ни старайся, все равно какие-то признаки пребывания здесь людей обязательно остаются. Пусть малозаметные, такие, что не бросаются в глаза, – но они имеются. Другие могут много раз проходить мимо них, не замечая – до тех пор, пока не наткнутся на какой-то ясный, недвусмысленный, который сразу же заставит их мысли выстроиться в этом направлении, – и тогда все то, что только что не замечалось, сразу же начнет выстраиваться в неопровержимую логическую вереницу.

От вышки до окошка они добрались, даже чуть пригибаясь, хотя это, пожалуй, было уже явной перестраховкой. Влезли. Прежде чем снова затворить ставни и раму, Минич, вооружившись веником, свесился из проема и смел с завалинки невидимые сейчас, но скорее всего оставшиеся следы их ног. Сердито фыркал при этом. Джина утешила:

– Может быть, завтра уже сможем выйти открыто. Если тело проносит мимо.

Но сказала она это таким тоном – похоронным, как подумалось Миничу, – что он насторожился:

– Думаешь?..

Она слабо усмехнулась:

– Не обращай внимания. Это у меня с детства: всегда ожидать худшего варианта.

– А как твое ясновидение?

Джина медленно качнула головой.