Тело в шляпе

Да что много — хоть сколько-нибудь? Или у тебя есть муж, который готов тебе в этом помочь? Нет и не будет, не надейся!

Ирина не верила. Она думала, что Иван не устоит перед маленьким ребенком, растает и признает его своим. Ирина считала, что главная причина его злобы вовсе не Гена, а Марина. И не потому он так разорался, что так уж сомневается в собственном отцовстве, а потому, что ему этот ребенок сейчас не с руки и может испортить его отношения с этой Мариной.

"Если удастся испортить их отношения, — думала Ирина, — то он сам вернется и обо всех своих подозрениях забудет".

Портить отношения было поручено Люсе, которая с готовностью взялась за дело, потому что никогда не одобряла романа Марины с Иваном. Порча наводилась следующим образом:

— Он там семью расширяет, детей заводит, а ты-то, дурочка, думаешь, 'что у него серьезные чувства к тебе. Когда сильно любят женщину, не заводят детей с нелюбимой женой. Да и как у тебя рука поднимется мужика от троих детей уводить? Ну, два взрослых ребенка — это еще туда-сюда, а три, один из которых совсем крошка…

— Так у нее же Гена, — пробовала защищаться Марина. — Может, Иван тут ни при чем?

— Как же, еще как при чем. А что он тебе про Гену наплел? — Люся презрительно скривилась.

— Что он сам видел, как они…

— Мариша, ты как маленькая! Конечно, он сейчас сто таких историй напридумывает, что ему еще остается. Но я-то знаю, что они планировали заводить третьего ребенка, он хотел.

Люся свое дело сделала, довела Марину до полного уныния и раскаяния. По их расчетам, Иван должен был им подыграть. Ирина не сомневалась, что пока возможность аборта, пусть теоретически, остается и пока Иван еще надеется ее, Ирину, уломать, он о ее беременности ничего Марине не скажет.

Так и случилось. Марина (на это, кстати, они и рассчитывать не могли) тоже несколько дней ничего Ивану не говорила. Ждала. А он молчал. И тогда Ирина нанесла завершающий удар. Она свою роль отыграла мастерски. И если кто-то скажет, что ей легко дался этот спектакль, он навеки будет зачислен в разряд клеветников.

Ирина приехала к Марине на работу. И хотя ей хотелось кричать, ругаться, вцепиться в волосы, ей хотелось поносить соперницу последними словами, Ирина, напротив того, была сама кротость и страдание, бледность и покорность.

— Мы поймем, — говорила она, — и маленький поймет, он так его хотел, так просил — роди мне малыша! Согласитесь, Марина, кто из нас устоит против такой просьбы? Но мы поймем и простим — уже простили. Конечно, и вы, и он имеете право на счастье, и ни я, ни дети не должны вам мешать. Я приехала сказать вам об этом. — Только, — голос Ирины дрогнул, — сделайте так, чтоб он был счастлив. Постарайтесь заменить ему нас.

Все! Больше уже ничего не потребовалось. Марина сказала Ивану, что уходить от троих детей — подло и что он должен был рассказать ей о беременности Ирины давно. Иван носился за ней три недели, и все без толку. Марина не подходила к телефону, не открывала ему дверь, уходила с работы через черный ход и в конце концов, чтобы спрятаться от Ивана, поселилась у Люси — действительно, более надежного бастиона придумать было невозможно. А Люся натравила на нее Рому.

— Пожалей девочку, у нее большая беда. Рома привык Люсю слушаться. Он покорно, хотя и безо всякого интереса для себя самого, каждый вечер приезжал в гости, привозил Марине вкусности и цветы, вел с ней долгие беседы. Никого не выгораживал, но никого и не обвинял, говорил, что "все бывает" и что "семья это тишком серьезно". Брал Марину за руки, гладил по голове — ну совсем как Иван. Они вообще были похожи, и Марине иногда казалось, что это Иван рядом с ней, что это он ее гладит и что все будет хорошо, и уже совсем скоро. Рома так и говорил:

— Подожди, девочка, немножко, скоро все пройдет, и все будет хорошо, вот увидишь.

Люся наблюдала за происходящим зорким глазом, и как только наметился перелом, как только Люся засекла интерес Марины к Роме, она приступила к «обработке» последнего.

— Ты что же, малыш, так всю жизнь и собираешься холостячить? Спохватишься, а время-то утекло. Пора. А жениться надо на девочках чистых, надежных. Посмотри, какая она, — чисто ангел. Бери, бери, пока никто не увел.

Рома пытался сопротивляться:

— Люсь, Иван мой друг. Да он мне не простит никогда, ты пойми.

— Не понимаю и понимать не желаю. Она уже к Ивану не вернется, так что ж он — собака на сене? Поговори с ним, объясни. Скажи, что и у тебя большая к ней любовь. Чем он лучше тебя?

— Тем, что первый. И любви никакой нет, ты прекрасно знаешь.

— Я — знаю, а он не знает. Что тебе, прикинуться трудно?

— Кем?

— Влюбленным. Что с ума сходишь.

— Я такое изображать вроде не умею.

— Попробуй.