Телохранитель

— Я с самого начала знала это. Тебе придется возвращаться в Нью-Йорк. Моей единственной надеждой было то, что мы окажемся в постели вместе, — сказала Алессандра, тщательно подбирая слова. Она потянула на себя одеяло, прикрыв им грудь, чувствуя на себе его взгляд, ощущая, что тень не падает на нее и не скрывает наготы. — Но если ты не хочешь…

— О! — перебил Гарри. — Речь совсем не об этом. Я буду с тобой каждую ночь, пока мы здесь, если ты мне позволишь. Но я не хочу, чтобы ты принялась выбирать семейные фарфоровые сервизы — ведь нашим отношениям не суждено окончиться браком.

— Гарри, поверь, я и не собираюсь за тебя замуж.

Она вообще не хотела замуж — ни за кого. Во всяком случае, в ближайшие несколько лет было бы чистым безумием вступать в длительные отношения. Она только пыталась понять, кем стала и кем останется в своей дальнейшей жизни, понять себя, все узнать о себе до того, как сможет стать достойной парой для кого бы то ни было. Вдобавок ко всему ей теперь приходилось скрываться.

— Я была замужем семь лет, и как бы ты мне ни нравился, у меня такое чувство, что если наши отношения приобретут постоянный характер, то они повторят мои отношения с мужем. Как ни соблазнительна мысль о том, что кто-то возьмет на себя заботу о тебе, я не хочу принадлежать никому.

С минуту Гарри молчал, потом ответил:

— Разумеется, мне довольно неприятно сравнение с Гриффином, но, с другой стороны, глупо обижаться, потому что это можно воспринимать по-разному, верно? — Он сделал жест в сторону кровати.

— Может быть, не стоит устанавливать запретов относительно того, о чем можно и о чем нельзя говорить, а также что делать и чего не делать? — сказала Алессандра, все еще тщательно подбирая слова. — Не надо усложнять простые вещи. Мне нравится быть с тобой: ты смешишь меня, и ты — просто чудо в постели. К тому же ты сказал, что я тебе нравлюсь. Поэтому… — она почувствовала, как к щекам ее прихлынула кровь, — давай проведем следующую неделю, занимаясь любовью.

— И никаких обещаний.

— Никаких.

Алессандра тоже не могла пообещать ему многого, например того, что не сделает глупости и не влюбится в него. Она не могла пообещать, что не будет пытаться привязать его к себе, влюбить в себя, по-настоящему заставить полюбить себя такой любовью, которая начинается с симпатии и вырастает из чувства уважения. Ей было приятно уважение Гарри почти так же, как и то, что она ему нравилась.

— Я не могу пообещать тебе только одно, — она села к нему на колени, и простыня соскользнула с нее, — что в течение следующей недели тебе удастся как следует поспать.

Гарри рассмеялся и привлек ее к себе.

— С таким обещанием я, пожалуй, смогу примириться. — Он поцеловал ее в губы долгим, страстным поцелуем.

— Что это, черт возьми? — Ким стояла в дверях столовой, плотно запахнув манто из искусственного меха и глядя на стол, ломившийся от яств.

— О! Ты быстро вернулась, — улыбнулся Джордж, раскрывая ей объятия. — Я решил, что раз уж не могу повести тебя пообедать, то пусть обед придет к нам сам.

— Обед? — удивилась Ким. — Так речь идет об обеде? Иисусе! Джордж!

Она, как буря, пронеслась через холл и скрылась в спальне.

Джордж явно не ожидал такой реакции — он всего лишь хотел доставить ей удовольствие и теперь с недоумением следовал за ней, опираясь на костыли.

— Это итальянский обед из «Венеции» — ты ведь любишь этот ресторан…

Ким круто повернулась к нему, и он увидел, что под меховым манто на ней были только красные ажурные бархатные трусики и такие же туфли на высоких каблуках.

— Ты напугал меня до смерти. Я бросила клуб, сорвалась и прилетела сюда прямо с подмостков, после того как Кэрол передала мне сообщение о твоем звонке. У меня чуть сердечный приступ не приключился: я думала, ты упал и у тебя разошлись швы! Я даже не стала переодеваться — схватила манто и помчалась.

Она сорвала с себя манто и бросила его на кровать. Ее обнаженные груди украшали только блестки, покрывавшие все тело во время танца; при каждом вздохе они сверкали и переливались.

Ким села на кровать и принялась стягивать туфли.

— Теперь я вспотела, как свинья, и на пятках у меня водяные мозоли — каждая величиной с пончик.

Джордж сел рядом с ней и положил костыли на пол возле кровати.

— Детка, мне жаль. Я понятия не имел, что ты так волновалась, — просто хотел, чтобы ты поторопилась домой, пока еда не остыла.

Он потянулся к ней и обеими руками взял ее за ступню. Ким всего лишь чуть-чуть преувеличила, когда говорила о водяных мозолях, — кожа не лопнула, но пятки были красными.

— Позволь мне полечить тебя. Я сейчас приложу влажное полотенце, — сказал Джордж. — И думаю, у меня в аптечке найдется мазь.

Гнев Ким прошел, как только он дотронулся до нее. Она попыталась встать, но он снова толкнул ее на постель.

— Нет, я сам. Я прекрасно справляюсь, когда у меня под рукой пара костылей. Кроме того, я виноват, так что лучше сядь и позволь мне хоть раз позаботиться о тебе.

Ким молча кивнула, вытирая слезы, неожиданно затуманившие ей глаза.