Телохранитель

Но напиток из его стакана лишь обжег ей горло. Жидкий огонь разлился по жилам, и она от неожиданности закашлялась.

Переведя дух, Франческа сказала:

— Пора возвращаться. Меня будут ждать.

Мысли о возвращении все настойчивее посещали ее. Сегодня после обеда она прыгнула на борт яхты Курта Бергстрома и исчезла, не сказав никому ни слова. Ей вспомнилось выражение лица Джона Тартла. Что он подумал о ней, о ее безрассудном поступке?

— Они будут беспокоиться обо мне, — пробормотала она. — После тех писем с угрозами…

— Но ведь они знают, что ты со мной, — прервал ее Курт, попыхивая трубкой. — Им вовсе не о чем беспокоиться. Я смогу позаботиться о тебе куда лучше, чем все твои слуги и телохранители. — Он снова протянул ей свой стакан: — Допей-ка лучше это.

Франческа послушно осушила стакан, потом поморщилась.

— Что за гадость ты пьешь!

Беспокойство все сильнее овладевало ею:

— Я должна хотя бы позвонить. Или связаться по радио. Ведь у тебя на «Фрейе» есть радио?

Поднявшись, она вдруг ощутила какую-то слабость во всем теле. Франческа остановилась и обес-покоенно посмотрела на своего спутника.

— Не думай об этом, — сказал он, усаживая ее рядом с собой на подушки. — Я позабочусь о тебе лучше, чем твой телохранитель.

Курт помолчал. Его вопрос оказался для нее полной неожиданностью:

— Он ведь не домогался тебя?

Франческа едва слышала его, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Все ее тело пылало. Она едва сдерживалась, чтобы не броситься на шею Курту Бергстрому. Но чудовищное возбуждение нарастало, пульсировало в ней, искало выхода.

— Кто? — едва понимая, о чем он говорит, спросила она.

— Садовник. Телохранитель. Ты знаешь, о ком я говорю.

— Джон Тартл?

Франческа не могла себе представить, что Джона Тартла можно было заподозрить в подобном, и нервно рассмеялась.

— Я заметил, как он смотрит на тебя.

Снова это пламя изнутри. Франческа прижала руки к низу живота, пытаясь потушить его. Она не могла понять, что с ней происходит. Ее тело словно сошло с ума.

— Он мой телохранитель, и это его обязанность. Я уже привыкла к этому и не замечаю его.

Франческа уже не могла больше сдерживаться. Невозможно было больше не обращать внимания на странный огонь, струившийся в ее жилах. Она лежала на подушках в объятиях Курта Бергстрома, могла чувствовать тепло его тела, силу рук, обнимающих ее.

Внезапно неистовое волнение овладело ею, но куда хуже было сознание того, что ее тело жаждет его любви, что может выйти из-под контроля и диктовать свои условия. Франческа не отрывала жадного взгляда от его губ, от его лица, так близко наклонившегося над ней, что она могла различить поры на его загорелой коже.

«Постарайся думать о чем-нибудь постороннем», — велела она себе, чувствуя, как у нее кружится голова.

— Мне не хочется, чтобы ты съезжал из домика для гостей. Он твой, живи там столько, сколько хочешь. Почему ты хотел уехать тайком? Зачем забирал свои вещи, не сказав мне ни слова? — сделав над собой усилие, произнесла Франческа.

Курт вертел в руке пустой стакан.

— Не все, — тихо произнес он. — Я не забрал оттуда свою одежду.

Напряжение, которое повисло в воздухе, казалось, можно было ощутить физически. Франческе захотелось протянуть руку и коснуться его замкнутого красивого лица, приласкать его чудесное тело. «Вспоминает ли он, — пришла ей в голову мысль, — как мы любили друг друга в ту нашу первую ночь? Почему он молчит? Или он жалеет об этом?»

Она чувствовала в нем какое-то странное отчуждение, это было совершенно ясно даже в ночь их любви; потом оно проявилось, когда Курт умолял ее покинуть поместье. Теперь они были на борту его любимой яхты, яркие звезды смотрели на них с черного бархата небес. Франческа гадала: что он скажет и сделает в ближайшую минуту?

Только бы ей не наделать ошибок, как уже случалось до этого!

Франческа встала, хотела было спуститься в каюту и прилечь там, пока не уймется странное чувство в ее теле. Неловкими движениями она стала собирать тарелки и стаканы, чтобы отнести их вниз.

— Ты не должен выезжать из своего домика, — произнесла она. — Я хочу, чтобы ты это знал.

Она почувствовала на себе взгляд голубых глаз, на который сразу же откликнулось ее тело. Даже если он и не вспоминал о том, как она лежала в его объятиях, то Франческа помнила об этом постоянно и не могла думать ни о чем другом. Она пробормотала:

— Ты не должен немедленно уезжать, словно я выгоняю тебя. Если я сделала что-то не так, прости меня. Мне и раньше часто говорили, что я сначала делаю, а потом думаю.

Франческа растерянно замолчала. Снова нахлынула волна, вздымающаяся из глубины ее тела и захлестывающая ее. А внимательный взгляд Курта, устремленный на нее словно в ожидании, окончательно смутил ее.

— Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду, — сделав над собой усилие, продолжала она. — Но заверяю тебя, если ты сможешь забыть об этом, смогу забыть и я.

Она попыталась улыбнуться, но губы плохо слушались ее. Снова мысль о возвращении возникла в ее мозгу.

— А как мы пойдем обратно? Разве можно ночью ставить паруса или придется идти на моторе?