Телохранитель

— Друг мой, она у меня в доме как дочь, как одна из моих детей. Вот почему она обратилась ко мне за помощью. Вот почему вы оказались здесь. Вам нужно понять, ей пришлось многое пережить. В тихом омуте, как говорится…

Я старался умерить свое раздражение, размышляя о личности Карела ван Зила. Все богачи, выбившиеся из низов, обладают одним типом характера — сильные, умные, упорные, властные. Когда богатство растет и окружающие начинают считаться с их властью и влиянием, люди такого типа совершают одну и ту же ошибку. Они считают, что уважают их самих — лично их. От этого растет их самооценка; они начинают считать себя чуть ли не гениями. Но самообман окутывает их лишь тонким слоем; под ним по-прежнему крутится динамо-машина.

Карел привык везде руководить, повсюду находиться в центре внимания. Ему и здесь не хотелось оставаться в стороне. Он всячески внушал мне: меня наняли только благодаря ему; он сыграл роль отца, который охраняет интересы Эммы, следовательно, на самом деле главный здесь он. И он намерен оценивать мою работу. У него есть право вмешиваться и руководить. Но самое главное — он обладает Высшим Знанием. И он намеревался поделиться своим Высшим Знанием со мной.

— Она пришла ко мне работать после школы. Большинство мужчин увидели бы в ней только хорошенькую малышку, но я, друг мой, понял, что в ней что-то есть. — Он подчеркивал значимость своих слов сигарой. — Я перевидал много таких сотрудниц в отделе бухгалтерии. Они упиваются роскошной обстановкой, длинными деловыми обедами с клиентами и солидной зарплатой. А Эмма была другая. Она хотела учиться; она хотела работать. Вы бы ни за что не сказали, что она из богатой семьи; у нее было честолюбие девушки из бедного квартала. Спросите меня, друг мой, уж я-то знаю. Во всяком случае, она проработала у меня три года, когда случилось несчастье с ее родителями. Автокатастрофа, оба погибли на месте. Она сидела у меня в кабинете, бедняжка, раздавленная, разбитая! Раздавленная, потому что у нее никого не осталось. Тогда-то она и рассказала мне о брате. Представляете? Столько потерь! Страшное время… Ну, что скажете, друг мой? — Карел потянулся к бутылке и отвинтил колпачок. — Но, надо признать, она сильная. Сильная! — Карел придвинул к себе бокал.

— Я только потом узнал о размере ее владений. И вот что я вам скажу… — Он налил себе еще на два пальца. — Все дело в деньгах.

Театральная пауза; он не спеша закрыл бутылку, отпил из бокала, пыхнул сигарой.

— Вокруг нее, друг мой, вьется много хищников. Чем больше состояние, тем быстрее они о нем разнюхивают. Уж я-то в таких делах разбираюсь. — Он махнул рукой, в которой был бокал. — Кто-то что-то против нее замышляет. Кто-то неплохо подготовился, изучил ее прошлое и хочет воспользоваться своими знаниями, чтобы заполучить ее денежки. Не знаю, каким образом. Но не сомневаюсь: все дело в деньгах. — Он отпил еще глоток и решительно поставил бокал на стойку. — Вам нужно только одно: разгадать его замыслы. Тогда вы его поймаете.

В ту секунду я мог бы процитировать ему первый закон Леммера. Но не стал.

— Нет, — сказал я.

Видимо, Карел не привык слышать слово «нет», что доказала его реакция. Он совершенно опешил.

— Я телохранитель, а не детектив, — сказал я перед тем, как выйти.

Моя комната была рядом с комнатой Эммы. Ее дверь была закрыта.

Я принял душ и приготовил одежду на завтра. Сел на край кровати и послал эсэмэску Жанетт Лау: «Заведено ли официальное дело о вчерашнем нападении на Э. Леру?»

Потом я приоткрыл дверь спальни, чтобы все слышать, и погасил свет.

5

По дороге в аэропорт нас никто не преследовал.

Ехали мы в «рено-мегане» Эммы, зеленом кабриолете. Мой пикап «исудзу» остался в гараже Карела («Эмма, здесь места больше чем достаточно!»).

Утром хозяин дома меня совершенно игнорировал.

— Вы сядете за руль, мистер Леммер? — спросила Эмма.

— Если это вам удобно, мисс Леру.

Мы в последний раз беседовали с ней так сухо и официально. Пока между Фишерсхавеном и трассой номер 2 я знакомился с автоматической коробкой передач и потрясающей мощью двухлитрового двигателя, она попросила:

— Зовите меня Эммой.

В таких случаях всегда наступает неловкий момент, потому что люди ждут от меня ответной реакции. Но я предпочитаю никому не открывать своего имени.

— А меня зовите Леммером.

Сначала я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, потому что именно так можно скорее всего засечь хвост. Но я ничего не заметил. Я постоянно менял скорость — от девяноста до ста двадцати километров в час. Когда мы взбирались на перевал Хаухук, меня заинтересовал белый японский седан, который ехал впереди нас. Несмотря на все принимаемые мной предосторожности, седан шел на той же скорости, что и мы. Мои подозрения укрепились, когда мы преодолели перевал, и я разогнал «рено» до ста сорока.

За несколько километров до Грабау я решил убедиться наверняка. Не доезжая до перекрестка, я включил поворотник, сбросил скорость, как будто собирался повернуть, и стал следить за белой машиной. Никакой реакции, она продолжала идти прямо. Я выключил поворотник и прибавил газу.