Телохранитель для души

Смельчак, который согласился ее подобрать, сидел за рулем «жигулей» такой древней модели, какую Вика давно не видела на улицах Москвы.

Парень лет девятнадцати купил транспортное средство, выложив двести «зеленых», чтобы отрабатывать на нем приемы вождения, как он весело сообщил пассажирке.

Вика с рассеянной улыбкой кивнула в ответ и отвернулась к окну. Нужно еще раз повторить алгоритм всех шагов, перебрать варианты последствий.

В нервозной спешке нынешнего дня многое пришлось решать впопыхах и действовать почти наудачу. Так не годится, но выхода другого не было и нет.

Однако сосредоточиться не получилось. Совсем некстати и совсем напрасно она вспомнила сегодняшний сон. И следом вспомнила маму. И их последний разговор, который и разговором-то на самом деле не был. Были Викины выкрики и мамины попытки объясниться. Но у нее так ничего и не вышло, у мамы Кати. Не смогла она загасить шквал яростно-оскорбленного самолюбия, уносящего ее дочь за грань понимания, доверия и любви.

Вика где-то читала, что эгоизм – это не только и не обязательно пренебрежение чужими интересами. У эгоизма имеется еще один пунктик, не очень заметный, но чрезвычайно гадкий. Люди с таким свойством натуры часто и легко обижаются, высматривая в окружающих малейший к тому повод, преобразуют его до космических масштабов, а затем угнетают жертву чувством вины.

Статус обиженного страдальца для эгоиста более привлекателен и значим, чем извинения, оправдания, объяснения, даже чем примирение, поскольку является эффективным средством, чтобы получить над обидчиком власть. К тому же эгоист, питаясь душевными терзаниями своей жертвы, определенно кайфует, и кайф этот попахивает дурно.

Вика, а ведь ты своей обиженностью упивалась. И тебе не нужны были мамины объяснения, не так ли? Тебе нужна была мамина виноватость.

Дрянь, вот ты кто, Викусичка. Дрянь с маленькой буквы. Мама Катя-то чем тебе не угодила?

Тем, что захотела удочерить тебя, дубину стоеросовую, и удочерила? А может, ты считаешь, что она должна была отказаться от мечты родить деток самой? Исключительно только для того, чтобы твой внутренний мир и душевный покой не нарушить?

Круто. Нет, правда, круто.

А что ты знаешь про эту идею с помолвкой, если поподробнее? Что молчишь? Растерялась?

«Ну, во-первых, удочерить меня я никого не просила. Это во-первых. Не просила, не навязывалась. Сами захотели. Во-вторых…»

Не было никакого «во-вторых». Да и «во-первых»-то выглядело не очень красиво.

Вчера она видела во сне близнецов, Кирюху с Илюхой, братьёв своих. Опять подрались из-за синей машинки, а Вика их разнимала. Она всегда ловко умела отвлечь пацанов от войнушки. А маму не видела. И папашкина тоже не видела. Обидно и грустно.

Маму она про себя называла «мамонька», а отца – «папашкин», а однажды это у нее вырывалось вслух.

Родители удивились, когда услышали, но им было приятно. А в повседневности – обычно: «мам» и «пап». Вообще, она с ними не церемонилась особенно-то. На полусогнутых не ходила, еще чего. Она ведь и вправду не просила, чтобы ее удочерили. И никаких трудностей с произнесением слов! И с самого начала не было проблем назвать тетю Катю мамой, а Демидова – папой. Вика сразу же застолбила себе этих родителей и ухватилась за них крепко-накрепко.

«Во всем виноват банкирский сыночек! – блеснула в голове спасительная мысль. – Конечно! Именно. Он виноват, и никто другой. А мама с папашкиным ни при чем. Да и я тоже… пострадавшая сторона».

От грубой попытки самообмана на душе сделалось противно и гадко, но сейчас копаться в себе Вика не станет. Хватит, пора сворачивать с темы. Она позже со всеми разберется. И с мамой, и с папкой, и с Валькой Поповым, банкирским сынком.

Только доживешь ли ты до завтрашнего утра, Вика? А если не доживешь? И отправишься в другое измерение, не помирившись, прощения не попросив, оставив о себе горькую память?..

Значит, должна выжить.

Она сказала водителю:

– Я выйду здесь, спасибо.

Расплатилась, улыбнувшись на прощанье.

«Жигуленок» лихо развернулся на маленьком пятачке при въезде в поселок, обдав Викторию облаком сухой пыли, и укатил, пружиня на выбоинах грунтовки тюкнутым багажником.

Стараясь глубоко и ровно дышать, Вика размеренным шагом пошла по Фаддеевке.

Под воротами Усмановны замешкалась. Хорошо ли она все обдумала? Все ли варианты ею предусмотрены? Вопрос…

Уличив себя в постыдной трусости и стремлении оттянуть старт, моментально рассвирепела. Ругнувшись беззвучно, но с чувством, вскарабкалась на забор. Посидела на верхотуре, осматриваясь. Спрыгнула на коврик из травки тимофеевки, растущей неширокой полосой по внутреннему периметру участка. И побежала к дому – ломаной траекторией, с боковыми прыжками и перекатами. Энергично и без паники, оставив страхи там, за забором.