Телохранитель Ее Величества 1. Точка невозврата

Побродив какое-то время по кубрику, вышел в жилой блок и принялся искать приключения там, идя, куда глаза глядят, ибо совершенно не ориентировался, где тут что. Изредка заглядывал в красивые двери, на которых не было замка. Раз замка нет, значит, можно входить, правильно понимаю? Как правило за дверьми без замков оказывались различные релаксационные комнаты — оранжереи, засаженные всем, что только можно придумать, с каким-то количеством удобной мягкой мебели, не сравнить со спартанскими условиями кают. Судя по обилию таких комнат, и по тому, что все они были совершенно разными не просто по оформлению, а даже по духу интерьера, сделал вывод, что ухаживают за ними… Ну, пусть будут подразделениями. А что, каждому взводу по собственной релаксационной оранжерее — почему нет? Может и у моих девчонок такая есть. А может я её случайно прошел мимо, даже не догадавшись.

Вот так, бродя в поисках кого-то, кто подскажет дорогу, я наткнулся на необычную релаксационную комнату. Оранжерею-библиотеку. Посреди буйства тропической растительности здесь стоял стол, буквально заваленный книгами — четыре или пять стопок самых различных размеров и форматов. Несколько книг лежало не в стопках, а по контуру стола, аккурат в противостоянии с придвинутыми к столу креслами. Видимо, их оставили, чтоб дочитать позже — мло ли кого и где могла застать тревога? Кого-то и в библиотеке. Но самый большой шок я испытал, взяв оду из книжек в руки. Это были настоящие потрепанные временем КНИГИ, из специального тончайшего нежного бумагопластика, который не выпускается уже лет как сто. Будто из антикварной лавки! Как у мистера Смита, только букинистической. Стоимость каждой из них… Стесняюсь даже представить, какая, и лежат себе без охраны.

В основном это была любовная лирика, но покопавшись в одной из стопок, я взял в руки вещь, которая выделялась на общем фоне. Самая потрепанная на вид, даже запахом отдающая старостью, и явно не про розовые сопли. Автор её носил непереводимое имя «Zelazny», вероятно, польское, а произведение называлось красочно: «El señor de sueños». «Повелитель снов». Красивая некогда голографическая картинка обложки стерлась, показывала полуразвалившиеся фрагменты мозаики, но после того, как я прочел год издания и дарственную надпись на форзаце, на это стало наплевать. Вообще стало на всё наплевать. «Сестренке Аделине. С днем Рождения! Ты же обожаешь такие вещи, моя дорогая? И подпись: Твоя неугомонная Ева.»

Красивый почерк, вычурный, с завитушками. Аристократичный. В голове услужливо всплыло: «Ева Веласкес, младшая дочь Алисии Мануэлы, основательницы династии. Погибла во время обороны Флорианополиса во время войны за Независимость. Сестра первой венерианской королевы»…

Я открыл книгу и принялся жадно изучать её на предмет иных надписей или пометок, но ничего более не обнаружил. Бумага, специальная, книжная, её делают уже пару веков (потому книга сохранилась в достаточно хорошем состоянии), также ни о чем более не сказала. Книга — и книга. Обращались с нею аккуратно, ни загнутых страниц, ни каких либо следов небрежного отношения, да и глупо было бы ожидать подобного от людей, читающих книгу первой королевы, из личного архива семьи Веласкес. Волновал вопрос, почему она лежит здесь, в открытом доступе, но ответ на него напрашивался.

Воровать тут некому. Посторонних нет, а среди своих не принято, да и найти подобный атрефакт легче легкого. Как и выяснить, кто именно привел его в негодность, если кто-то решит совершить подобное безумие. Что говорило о сплоченности корпуса, о том, что это все-таки единый живой организм, хоть и состоящий из трех сотен людей. Наверное, оставь я сам здесь что-то ценное, да хоть ту же памятную пластинку из золота, одолженную у Бэль, она будет спокойно дожидаться меня на том самом месте, где оставлю, сколько бы я ни отсутствовал.

Из моей груди вырвался обреченный вздох. Я понял, каковы масштабы ловушки, в которую попал с этой долбанной Афиной-Камиллой.

Аккуратно сел в мягкое кресло, поставив костыли рядом со столом, и принялся поглощать книгу, страница за страницей. Я редко держал в руках бумажные книги, в наше время это дорогое удовольствие, а таких древних не держал вообще никогда — хотелось насытить жажду неизведанного. Бумажная книга и читалась иначе, не так, как голограмма. Мягче, с трепетом. И чувство это мне нравилось.

Камилла… Разберусь с ней позже. И с ней, и с накалившейся вокруг атмосферой. Кажется, я понял, почему она повела себя так. И понял свою в этом ошибку. Действительно, философ хренов!

Ошибкой был весь наш разговор, вся моя сольная партия. Стоявшие рядом «морпехи», как единственные в достаточной степени умудренные жизнью, наверное, смеялись надо мной, над моими аргументами. А может не только они. Да и сам я: почувствовал в девчонке слабину, захотел ударить, ударил. Но лезть на доты, без артподготовки, без разведки местности!.. Мне еще повезло, что легко отделался.