Телохранитель Ее Величества 1. Точка невозврата

— Значит, знаю. Но тогда зачем спрашиваешь?

— А одеть у тебя есть что? — продолжила она. — Что-нибудь парадно-выходное.

— Смотря для чего. — Я коротко пожал плечами. Она меня всё больше и больше интриговала.

Катарина вытащила из сумочки и положила на стол две широкие пластинки вишневого цвета. Я взял их и принялся читать, что на них написано. И чем дальше читал, тем выше и выше взлетали вверх мои брови.

— Нравится? — улыбнулась она, словно кошка.

Я присвистнул:

— «Нотр-Дам де Пари»?

— На французском языке. Постановка Большого Императорского Оперного театра, Сан-Паулу. Только три выступления в Альфе. Сегодня второе.

М-да! Хорошая развязка! Один из самых крутых театров Империи, представление из разряда, на которые ходят одни сливки общества… И она хочет вытащить на него меня, Хуана Шимановского, стесняющегося своей комнаты?

— Ну, в чем-то ведь ты гулял со своей аристократкой, должно же у тебя что-то быть? — по-своему расценила она мою удивленную физиономию.

— Да-да, есть, конечно же… — рассеянно пробормотал я. — А не пойти нельзя?

Она отрицательно покачала головой.

— Здесь я музыку заказываю, ты лишь меня сопровождаешь. Я достала билеты на «Нотр-Дам», значит, идем на «Нотр-Дам». Не обсуждается.

* * *

Представление шло в главном театре Венеры, носящем имя королевы Верджинии, начавшей в свое время его строительство. Запомнилось оно постольку поскольку, точнеё, никак не запомнилось. Да, пели на французском, я понимал почти всё, но спроси меня кто про конкретную партию или про конкретный сюжетный ход — ей богу не отвечу.

Осадок остался огромный, и очень-очень положительный — в таком ступоре, как после аплодисментов и занавеса, я никогда не был. В театрах был до этого, но в тех, которые поменьше и подешевле. Здесь же совсем иной уровень. Еще поразил интерьер: позолота, мрамор, ковровые дорожки на лестницах. Красиво, роскошно, монументально.

И поразили люди. Тут были представители всех кругов общества, всех сословий, и, наверное, только я один представлял низшее. Мельком мимо меня прошла парочка ведущих сетевых СМИ. В коридорах и в партере мелькали известные актеры, режиссеры, политики. Не так много, как тогда, в Королевской галерее, но достаточно. И, конечно, здесь была аристократия — я не жалуюсь на память, а последняя услужливо подсказывала некоторых из тех, в кого Бэль тыкала пальцем, что-то о каждом рассказывая.

Я искал Бэль. Да-да, вы правы, дурак. Но подсознательно я искал в толпе ее, мою беловолосую аристократку. Что-то подсказывало, что подобная ей не может пропустить такое выдающееся культурное мероприятие. И не мог найти. Глупо, детский сад, но повторюсь, это было на подсознательном уровне. В коридорах, в вестибюле, в зале; в ложах на противоположной стороне, из тех, которые были открыты. Катарина видела мои ужимки и всё понимала. Я как-то даже привык к тому, что она всегда всё-всё понимает, это стало неотъемлемым её качеством. Но Катюша молчала, позволяя мне самому решать внутренние проблемы, хотя кто-кто, но уж она уколоть могла.

Естественно, Бэль я не нашел, да и не сильно много у меня было возможностей её искать. Мы как-то сразу забрались в свою ложу, сели, и кроме двух интеллигентных старичков, сидящих рядом, я до конца представления почти никого не видел. Внизу шумел партер, но именитая аристократия вряд ли будет сидеть там, когда есть столько приспособленных под её нужды закрытых лож. Выходить мы также не торопились, почти полчаса просидев внутри, ожидая, пока народ внизу рассосется. Оно и к лучшему — помимо всего, у меня всё еще болела нога. Ну, не то, чтобы болела, но рисковать ею, толкаясь внизу в людном потоке, не стоило.

— Что скажешь? — заулыбалась она, когда мы сели в машину.

Я пожал плечами.

— Не знаю.

— Значит, понравилось?

— Понравилось. — С этим было трудно спорить.

— В чем же дело? Почему такой хмурый?

— Не понимаю, зачем это тебе. К чему. Постановка одного из крутейших театров, на французском, что сразу отметает присутствие всякого быдла… Зачем тебе тащить меня сюда?

Она рассмеялась.

— Это называется комплексом, малыш. Манией. Тебе везде чудится скрытый смысл, второе дно. Да, я та еще стерва, у меня все, или почти всё просчитано и перепросчитанно на много ходов вперед… Но могу ли я хоть иногда побыть просто человеком?

Она сотворила невозможное. Задала команду автопилоту и повернулась ко мне, глядя прямо в глаза чистым незамутненным взглядом.

— Ты забываешь, что на самом деле я женщина, просто женщина. И что как женщине мне хочется собственных мелких радостей, не связанных с работой. И гастроли одного из уважаемых мною театров — одна из них.

А почему бы мне не пойти на спектакль не абы с кем, чьего имени я через год не вспомню, а с грамотным образованным юношей, знающим французский и могущим оценить то, что перед ним развернется? Да-да, большинство тех, кого я могу пригласить, пойдет туда лишь для галочки, как на придаток к моему обществу. Считая эти два часа неизбежным злом, которое надо вытерпеть прежде, чем меня трахнуть. Ты же не попадаешь под эту категорию. Так почему бы и нет?

Молчание.