– Профессиональные гимнасты и фигуристы начинают заниматься с шести-восьми лет. А то и раньше. В иные виды спорта берут детей чуть более старших, лет до десяти. Позже считается что поздно. Тебе же восемнадцать с половиной.
Да уж! Я про себя крякнул.
– Но прежде, чем вернемся к мышцам, может обсудим само нейронное ускорение и что ждет меня здесь?.. – Я почувствовал, как веки мои угрожающе прищурились.
Катарина кивнула.
– Что хочешь услышать?
– Какова степень "погружения"? То бишь, каков коэффициент ускорения?
– Для начала будет два. Двукратное увеличение скорости твоей реакции. Двукратное ускорение восприятия. Двукратное снижение времени оценки угрозы и принятия решения. После, если получим положительные результаты, доведем эту цифру до четырех. Для тебя, скорее всего, это будет максимум – твое тело не успеет и за четырехкратным ускорением, смысла подвергать тебя опасности и "погружать" больше мы не видим.
И вновь молчание. Она этим молчанием словно извинялась за то, что предстоит. Да, чем выше степень "погружения", тем больший риск сойти с ума. Но он есть и на коэффициенте "два", и "три", и даже "полтора". Он есть всегда.
Но с другой стороны четырехкратное ускорение? О таком я даже подумать не мог!
– Ты видел нас в действии, стоял в спарринге. Наверное, поразился результатам? – улыбнулась она, видимо, прочитав по лицу смену направления моих мыслей. – У нас нет особой тактики. У нас нет повышенной реакции или дара предвидения. Это просто высокая скорость анализа. Ты начал замах, а я уже просчитала его траекторию и поняла, что ты сделаешь в дальнейшем. Только и всего.
Вздох.
– Скорость принятия решений, малыш. Как реагировать на то или иное. Вот и все наши секреты. И с сегодняшнего дня ты будешь приобщен к ним самым непосредственным образом.
Я ошарашено покачал головой:
– А у меня есть право выбора?
– Нет.
– А если я не соглашусь?
Она пожала плечами.
– Но ведь речь идет о моей жизни! Больше того, о моем рассудке! А что если?.. – Только сейчас меня начала охватывать паника. Дошло.
На что я надеялся, когда шел сюда? Что она скажет: "Да, Хуан, мы нашли способ блокировки негативного фактора, у нас процесс проходит безболезненно для организма"? "У нас не сходят с ума"? Пардон, те, кто сошел с ума у них, отсеиваются на стадии малышни, живущей в отдельной закрытой для всех казарме. Таковые просто исчезают отсюда, и никто не замечает ни кто они, ни сколько их. А остальные к моменту прохождения Полигона благополучно о таковых забудут, всё перебьют более свежие и яркие эмоции – на Полигонах постоянно кто-то погибает, это не сказка.
Однако, моя собеседница стояла с самым непрошибаемым видом.
– Хуан, заходи. – Она указала на стеклянную же дверь в куполе. – Расслабься и ни о чем не думай. Ты не пилот, наши методы более щадящие.
Я вновь покачал головой.
– Какова ваша статистика по тем, кто не выдержал?
Она помялась.
– Около пяти процентов. Не пятнадцать, и не двадцать, как в королевских войсках. Бывают призывы, когда все остаются в здравии, статистика нулевая. Всяко бывает. И еще закономерность: когда не боишься, статистика ниже. Гораздо ниже!
Я поднял непонимающие глаза. Она пояснила:
– Они – девочки с улиц, из приютов. Пройдя курс молодого бойца, как ты сейчас, они больше не верят байкам и россказням про корпус. И когда садятся в кресло "мозговерта", свято уверены, что им врали и про него в том числе. Они не боятся, и от этого количество сбоев так же падает.
В училищах же этого нет, там все курсанты поголовно трясутся от страха, как ты сейчас. Потому, что умные и информированные. Потому успокойся, Хуан, возьми себя в руки и прими неизбежное.
– Почему ты не сказала раньше? – Мною вдруг овладела отпустившая было протестная волна. Я почувствовал то же самое, что во время попытки похищения меня "спецназом" дона хефе, когда уработал одного из его бойцов каменными шарами. И мне это не нравилось. Но еще более не нравилось отсутствие тех шаров в моей руке.
– Если бы ты сказала раньше, если бы подготовила, я бы иначе отнесся к этому! Почему ты ничего не сказала, Катарина?! – я повысил голос и пронзил ее глазами насквозь.
Ее губы растянулись в довольной усмешке – кажется, она ждала от меня именно такого поведения и такой постановки вопроса. Но то, что последовало в дальнейшем, выбило меня из колеи.
– Хуан, давай не будем наступать на грабли? Я озвучила приказ, ты его услышал. Возьми себя в руки, зайди и сядь, – произнесла она голосом, смахивающим на эталон безразличия. – И делай всё, что тебе скажут.
Я перевел глаза на ожидающих под куполом. Они прислушивались к разговору через приоткрытую дверцу, и лица их были озадачены.
– Твои девчонки принесли успокоительного, – продолжала Катарина все тем же бесцветным голосом.
– Нет. – Я сам не понял, откуда во мне взялась эта протестность. Просто вдруг захотелось, чтоб не все было по её. Ну, не сразу. – Пока ты не объяснишь, в какую игру играешь и в чем ее смысл.
– Хуан, я не играю в игры. Всё предельно серьезно.
Она расстегнула кобуру и вытащила игольник, который наставила на меня медленным картинным жестом. – Давай, Хуан.