Телохранитель ее величества: Противостояние

После же я начал действовать. План родился в голове, когда я лежал без сил после очередного «невзятия высоты». Они хотят от меня интеллектуальных действий? Не силовых? Они их получат. Обязательно! Единственная загвоздка в решении данной проблемы то, что девочки из «двух четверок» не станут меня слушать, не станут разговаривать. Я для них — «враг народа», персона нон грата. Я назначен виновным в «уходе» их напарницы и точка, и плевать, что та сама совершила запрещенный прием. С такими как я дел не имеют, а разговаривают только языком кулаков. А значит, должен ЗАСТАВИТЬ себя выслушать. И прислушаться к аргументам. Но сделать это, к сожалению, можно только одним способом — вновь позволить бездне заглянуть себе в глаза.

Я нажал на сигнальную кнопку. Гермозатвор был поднят, но створки сомкнуты. Катарина не стала спрашивать, кто, чужих здесь не бывает по определению, створки дверей тут же разъехались.

— Ты? — Она была удивлена.

— Ага. Не ждала? — Я демонстративно вальяжно прошелся по кабинету, будто по своей каюте, рассматривая стены и потолок. На визоре сзади меня вихрилось изображение какой-то милашки лет четырнадцати-пятьнадцати, сбоку шел текст ее личного дела. — Бракуешь? — кивнул за плечо.

Она хмыкнула.

— Не совсем. Опять малолетки подрались. Скоро им на Полигон выходить, а они внутри взвода не договорятся, кто главнее и кто кому подчиняется!

— Ну, так забракуй их! Обеих! — усмехнулся я.

— А работать потом с кем? — Ее глаза устало прищурились, из груди вырвался вздох. — Забраковать можно кого угодно, Хуан. Гораздо сложнее проблему решить. Чтобы они поняли друг друга, доверяли друг другу. Чтобы шли дальше плечом к плечу.

— Короче, в них вложено слишком много, чтоб браковать перед самым Полигоном, — вновь усмехнулся я, озвучивая подтекст.

Она недовольно покачала головой.

— Шимановский, ты становишься циником, каких поискать. Где же тот милый мальчик, что бросался на меня с криком: «Звери!»? Который ратовал за справедливость и помчался на помощь обиженной девочке, хотя понятия не имел, как эту помощь оказать?

— С кем поведешься!.. — хмыкнул я, но настроение испортилось. В чем-то она права — я, действительно, слишком долго смотрю в эту беспросветную бездну. Грустно вздохнул, обошел кресло, положил руки ей на плечи. Принялся аккуратно их разминать.

— Вы сами меня таким делаете. Не правда?

Она отрицательно замотала головой.

— Человека можно сделать только тогда, когда он сам захочет «сделаться». Ты — хочешь.

С этим вновь было трудно поспорить.

— Я тебе могу чем-нибудь помочь? — В ее голосе промелькнуло напряжение. — Ты пришел спросить о чем-то?

— Я что, не могу прийти просто так? — Пальцы мои продолжали массаж, делая это все активнее и активнее.

Она усмехнулась. Нет, не могу. Я что, действительно такой циник?

— Раньше тебе нравилось, когда я приходил… — обижено потянул я, меняя октаву разговора.

И вновь усмешка.

— А мне показалось, ты нашел себе новую игрушку…

Руки перешли от плеч к затылку, начали массировать голову, корни волос. Девчонки от такого массажа балдеют. Вот теперь получилось, она немного расслабилась. А для предстоящего она нужна мне полностью расслабленной.

— Нашел, да, — я согласился. — Но знаешь, я почему-то думал, что ты хоть немного, но будешь бороться. С некой обнаглевшей белобрысой сукой, выхватившей у тебя из под носа «вкусное». Твоё «вкусное»…

Она рассмеялась, легко и непринужденно.

— Хуан, мы взрослые люди. И ты в том числе. И если…

— Вот это мне и хотелось посмотреть! — повысил я голос. — Будешь ли ты драться, или скажешь сама себе про «взрослых людей» и тишком-молчком заткнешься в тряпочку!

Я резко прекратил свое занятие и подался назад, обойдя стол и сев напротив нее. Слишком резко. Чтоб поняла, что я — обиженный малолетний придурок, которого цепляют такие вещи. Вообще-то мне всего восемнадцать с половиной, несмотря на все события, произошедшие в жизни, вот пусть и убедится, что мне именно столько, какими бы испытаниями ее камаррадас меня не подвергали. А как обычного восемнадцатилетнего юнца меня не может не беспокоить факт, что женщина, с которой спал, бросила меня, отказавшись от борьбы, фактически «слив» другой женщине. Эдакий чистой воды юношеский эгоизм.

— Ты — собственница! Тигрица! — продолжал я, почти крича. — По крайней мере я так думал! А уступаешь меня какой-то… Хитроумной выдре, сложив лапки кверху?!

— А тебе хотелось бы, — она привстала и сама подошла, положив уже мне руки на плечи, — чтобы две большие девочки сцепились за тебя?

Кажется, она улыбалась, и улыбалась искренне. Поверила. Я приложил все усилия, чтобы не возликовать.

— А тебе бы на моем месте этого не хотелось? — Поднял голову, посмотрел в ее глаза чистым-чистым незамутненным взглядом.

Она расхохоталась, в голос. И смеялась долго.