И я пустился в пошаговое пояснение ее действий, давая полную раскладку с точки зрения заветов всех сеньор, обучавших меня женской психологии. Неожиданно поймал себя на мысли, а правда, если попаду в базы данных, кто и как со временем сможет этим воспользоваться? Хотя, это преждевременные раздумья, думать надо о "сейчас", а не о "завтра".
Видимо, эту мысль разделяла и Жанка, причем независимо ни от меня, ни от сеньоры де ла Фуэнте, вряд ли потратившей время на подробный инструктаж, как и о чем со мной нужно разговаривать. В Жанкином варианте ценность в импровизации, с нею домашние заготовки не сработают, а вставить мне по первое число она планировала и сама, без всяких сеньор свыше.
- Хуан, можно тебя вытянуть на откровенный разговор? - Лицо ее посерело, вытянулось, глаза опасно сузились.
- В чем же его откровенность? - усмехнулся я.
- В аргументах. Буду говорить обидные вещи.
- Валяй.
- Ты это... - Под моим веселым взглядом она сбилась. Я засчитал себе очко. Но быстро нашлась, коротко сформулировав:
- Достал ты всех уже, добрый молодец! Хуже горькой редьки! Ведешь себя как маленький, даже нам стыдно!
- Озвучь последнее высказывание поподробнее, пожалуйста, - попросил я, раздумывая над уровнем ее осведомленности относительно проводимой операции. Видимо, все-таки импровизация, не заготовка Лока Идальги. Но с другой стороны, не зря в народе говорят: "Если у вас нет паранойи, это не значит, что
- Хм...Хуан, ты сам должен понимать. Ну, завалил того типа. Да, соглашусь, полгода подготовки перед первым убийством маловато, только-только КМБ закончил. Нас два года натаскивают, а тебя вот так, с корабля на бал...
- ...Но он был подонком! - закричала она, отстранившись. - Подонком, понимаешь? Он заслужил! И не стоит того, чтоб столько убиваться, трястись и страдать, что, дескать, "человека убил"! Не человек он, и свое заслужил! Хватит хандрить, Хуан, это просто смешно!
Я мило улыбнулся, перехватил ее руку и вновь повел вдоль улицы.
- А мне рассказывали, после первого убийства всегда хандрят. Катарина знала людей, которым потребовалось четыре дня запоя. Мишель и подавно ужастики расписывала. И разговор как раз о мужчинах.
- А у тебя уже который день? - ее глаза вновь сузились. - Третий? Почти четвертый. Вот и заканчивай, Ванюша! - вновь взяла она высокую ноту. - Хочешь, поехали к тебе, там мама, наверное, ждет - пообщаешься, успокоишься? Девчонки говорят, она мировая! Она тебе мозги вправит!
Я отрицательно покачал головой.
- Кто же так говорит?
- Не знаю. Девчонки. Кто-то с нею общался. Хочешь, поеду с тобой? В качестве поддержки? Посидим, поговорим, обмозгуем? А уже утром отправимся на базу - все равно раньше девяти там никому не нужны?
Я отрицательно покачал головой.
- Ты все утрируешь. Упрощаешь. Понимаешь, Жанн, все не так просто. И тот моральный урод тут не при чем. Да, это стресс, но само его убийство совсем не такой стресс, как его антураж, который остался для вас за кадром.
- Жанн, скажи, почему Перес поехала убивать мою мать? - перешел я в наступление, чувствуя поднимающуюся волну злости. - Ведь с точки зрения логики, если я - часть корпуса, значит, моя мать неприкосновенна? Что бы между нами ни произошло? Так? Не будем брать во внимание всеобщее мнение, что я принц, возьмем хотя бы тезис, что я - просто часть корпуса. Что получается?
Жанка молчала.
- А получается то, моя дорогая, - продолжил я, - что они
Повторяю медленно, чтоб поняла.
- Mierda, ты что, не врубаешься? Для вас есть только вы, части вашего сраного корпуса, и все остальные! Причем остальные - грязь! Мусор! Дерьмо! С остальными не считаются! С ними можно делать все, что угодно, даже убить, и за это ничего не будет! Потому, что они - ЧУЖИЕ! Это ты понимаешь? Перес ехала к моей матери не потому, что жаждала отомстить мне! Она ехала наказать выскочку из "дерьма", указав свое место! Ей вдолбили в голову, что все, кто "за воротами" именно такие, и собиралась сделать единственно верное - наказать это "дерьмо"! Ей даже в голову не могло прийти, что нельзя убивать человека только потому, что это - человек! Людей нет, их не существует!
Я распалялся и распалялся, теряя контроль. Неистовство охватывало с головы до ног, пальцы мелко подрагивали, но каким-то чудом удавалось не сорваться.