Да, я рассказал им, что не имею никакого отношения к Марсу. Но моя мама - с обратной стороны Венеры, и частично, по крови, я оказался как бы свой, как говорящий на одном с ними языке. Рассказал, что марсиан недолюбливаю за вызывающее поведение, что были прецеденты "теплого" общения с ними, но Тимур в ответ лишь похлопал по плечу:
- Все мы люди, Ваня. И у вас есть подонки, и мы не святые. И те, с которыми ты дрался, когда угодил за решетку, это не все марсиане, поверь!
Мне хотелось верить. Ибо я смотрел на этих людей и чувствовал, какие они внутри. Собранные, словно пружины на взводе, озлобленные, смотрящие на всех волками, но в то же время простые в общении, самые-самые обычные люди. С такими же как у всех горестями, проблемами, радостями и достижениями.
Даже тосты у них были самые обыденные. "Нашел новую работу?" "Ура, молодец, выпьем за это!" "Ушла жена?" "Грустно, не переживай, братан!" "А Лёха-то, Леха молодец! Сына родил! За это тоже выпьем?" "Эй, братва, пацан в больнице, а у него жена с малым дома, в Белгороде! Давай, трясем мощной, надо помочь!.."
Где же эти коварные монстры, "поналетевшие" сюда с далекой планеты, которыми пугают детей? Которые везде гадят из желания просто нагадить, все рушат и ломают, опять-таки из злобного желания просто разрушить и сломать? Где эти чудовища? Нет, чудовищ в тот день я не увидел.
* * *
Мы пили. Пить с марсианами - целое искусство. Я и раньше знал, что равным им в этом деле нет, теперь же воочию убедился. Особо поразили витиеватые тосты, заумные рассуждения с элементами философии - несмотря на внешнюю быковатость, среди них было много начитанных образованных людей, могущих рассуждать о Ницше, Фрейде, Ленине или Аристотеле. При этом работали они дворниками или уборщиками, и в этом заключался весь трагизм. Гастарбайтеры, "быдло", и встать на ноги на Золотой планете им почти невозможно.
-Тттгда чего д-дмой не л-льтите? - спрашивал я, заплетающимся языком. Уже за то количество спиртного, что употребил и не упал, можно спокойно ставить памятник, а я еще и пытался философствовать.
- Дык, там это, братуха! - отвечал один из марсиан, имена я бросил запоминать почти сразу - все равно запутаюсь. - Работы нет! Во! А дворник здесь получает, как там... Этот... Ну как его...
- Инж-жнер? - подсказал я.
- Ага, он. Или в армейку иди, в "мясо". Но там конкурс большой, абы кого не берут. Или в эти... Ну эти... Ну ты понял...
- Бандиты. К-кмрадос...
На выходе из парка нас встретило двое их соотечественников. Но когда пришли в кабак и сели, наше количество начало незаметно увеличиваться. Кто-то приходил, кто-то уходил, а мы пили, пили, пили... Я с трудом соображал, но что-то говорил, обсуждал, спорил. Изредка вспоминались установочные фразы, и споры наши оживлялись.
- ...А я тебе гв-врю, как есть! "Кость, бр-рошенная собаке, не есть м-милосердие! М-милосердие - это кость, поделенная с с-собакой, когда ты г-голоден не м-меньше ее!" Во! Джек Л-лондон! Понял?
На меня смотрели мутные глаза собеседника.
- П-рреведи?!...
- Ннн к-кой язык? Д-диалект Белу-Гр-ризонти подойдет?.. А хошь на анг... Анг... Англицкий, во?!..
Образы того дня наслаивались один на другой. Я на время отключился, перестал соображать вообще. Им же было хоть бы что - водка лилась и лилась в их ненасытные утробы, и чувствовали они себя явно бодрее меня. Нет, парочка индивидов лежала в отрубе, не без этого; один сидел, прислоненный к стенке, другой уперся лбом в столешницу, но на общем веселье это практически не сказалось. Затем началось то, что я никогда не забуду. Песни.
- ...И залпы башенны-ы-ы-ых а-а-арудий в последний путь проводят нас!.. - тянуло десятка полтора луженых глоток. Причем отсутствие слуха в подавляющем большинстве компенсировалось громкостью.
- ..Вы-ыходила на берег Катюша-а-а! На-а высо-окий берег на круто-ой!..
- ...Три танкиста, три веселых дру-га! Экипаж машины боевой!..
Еще пели о своей войне, косой прошедшей по Марсу десять лет назад. Пели армейские песни, эти с особым воодушевлением, и даже, бывало, со слезами на глазах. И просто попсовые, свои, марсианские, которых я никогда не слышал. Пели эмоционально, вкладывая душу. То ли подстегнутый алкоголем, то ли была какая-то магия, но мне хотелось то плакать, то смеяться вместе с ними.
Но в один непрекрасный момент идиллия была разрушена:
- Эй, вы, свиньи, заткнули пасти! Дома петь будете!
Я поднял голову. Справа от нас возвышалось человек пятнадцать парней латинской внешности не совсем честной наружности. Я бы даже сказал, бандитской. Куртки, подобные той, что была нацеплена на меня, повязки и банданы на головах, явно криминальные наколки. В руках - цепи и палки, в карманах угадывались ножи и кастеты.
- Убирайтесь на свою планету, ублюдки! Там пойте! - продолжил другой голос и все подошедшие дружно заржали.