В ее глазах плясали бесенята. Она не издевалась, это было всего лишь удовлетворение от того, что я осознал мысль, которую она хотела мне вложить. Я ведь неплохо живу. Совсем неплохо. Оказывается. Весь вопрос, с чем сравнивать.
Словно в продолжение темы, она заговорила вновь:
– После того, как гвардейцы выловили и передали меня в социальную службу в четвертый раз, та быстро подвела меня под закон о госопеке и передала в приют. Там я подала документы в службу вербовки, а после меня приняли, но это уже другая история. Родителей же моих лишь уведомили, что отныне они лишены родительских прав, но думаю, они и не заметили этого.
Мой отец пил, пил всю жизнь, и сколько его помню, при этом не работал. Мать тоже пила, но работала. Но уж лучше бы не работала! – в сердцах воскликнула она, и я понял, о какой работе идет речь. – Не где-то в цивильном месте, по трудовому договору, а у Пепе Засранца, самого законченного отморозка из всех сутенеров нашего района.
Еще у меня есть старший брат, – она горько усмехнулась. – Был. Теперь уже был. Но его посадили, когда мне было то ли пять, то ли шесть. Так что я знаю, Шимановский, многое, что не снилось тебе. Предлагаю больше никогда не поднимать эту тему и не строить в моем присутствии из себя великомученика. Ты как?
Я поднял голову и выдавил улыбку. После такой выволочки можно не согласиться?
А может не такая и убогая у меня кухня? Да и комната? Над этим тоже нужно будет подумать как-нибудь. Одна шикарная женщина уже пьет здесь чай, но пришла она не к кухне или комнате. Пришла ко мне. Наверное, это важнее окружающего тварного мира.
– Если хочешь, я расскажу о себе поподробнее, – вновь улыбнулась она непонятной улыбкой. – За чашкой чего- нибудь, только не чая. Но в другой раз, на сегодня хватит.
Ты спросил, для чего я пришла. Прежде, чем ответить, скажи: ты хорошо знаешь французский язык?
Интересный переход. Я несколько секунд пытался понять, к чему он, после чего честно признался, что да, знаю, но асом себя не считаю.
– Судя по данным твоих тестов, ты знаешь его неплохо, – не согласилась она, глаза ее сосредоточенно прищурились. – А "неплохо" для программы школы генерала Хуареса, где готовят будущих менеджеров… – Она покачала головой.
Я вздохнул:
– Значит, знаю. Но тогда зачем спрашиваешь?
– А одеть у тебя есть что? – продолжила она. – Что-нибудь парадно-выходное.
– Смотря для чего. – Я коротко пожал плечами. Она меня все больше и больше интриговала.
Катарина вытащила из сумочки и положила на стол две широкие пластинки вишневого цвета. Я взял их и принялся читать, что на них написано. И чем дальше читал, тем выше и выше взлетали вверх мои брови.
– Нравится? – улыбнулась она, словно кошка.
Я присвистнул:
– "Нотр-Дам де Пари"?
– На французском языке. Постановка Большого Императорского Оперного театра, Сан-Паулу. Только три выступления в Альфе. Сегодня второе.
М-да! Хорошая развязка! Один из самых крутых театров Империи, представление из разряда, на которые ходят одни сливки общества… И она хочет вытащить на него меня, Хуана Шимановского, стесняющегося своей комнаты?
– Ну, в чем-то ведь ты гулял со своей аристократкой, должно же у тебя что-то быть? – по-своему расценила она мою удивленную физиономию.
– Да-да, есть, конечно же… – рассеянно пробормотал я. – А не пойти нельзя?
Она отрицательно покачала головой.
– Здесь я музыку заказываю, ты лишь меня сопровождаешь. Я достала билеты на "Нотр-Дам", значит, идем на "Нотр-Дам". Не обсуждается.
Представление шло в главном театре Венеры, носящем имя королевы Верджинии, начавшей в свое время его строительство. Запомнилось оно постольку поскольку, точнее, никак не запомнилось. Да, пели на французском, я понимал почти всё, но спроси меня кто про конкретную партию или про конкретный сюжетный ход – ей богу не отвечу.
Осадок остался огромный, и очень-очень положительный – в таком ступоре, как после аплодисментов и занавеса, я никогда не был. В театрах был до этого, но в тех, которые поменьше и подешевле. Здесь же был совсем иной уровень. Еще поразил интерьер: позолота, мрамор, ковровые дорожки на лестницах. Красиво, роскошно, монументально. И поразили люди.
Тут были представители всех кругов общества, всех сословий, и, наверное, только я один представлял низшее. Мельком мимо меня прошла парочка ведущих сетевых СМИ. В коридорах и в партере мелькали известные актеры, режиссеры, политики. Не так много, как тогда, в Королевской галерее, но достаточно. И, конечно, здесь была аристократия – я не жалуюсь на память, а последняя услужливо подсказывала некоторых из тех, в кого Бэль тыкала пальцем, что-то о каждом рассказывая.