И наверху тут и там горели светильники. Створки дверей, за которыми начиналась анфилада, были распахнуты. Хамза направился туда. В первом же зале, стены которого были увешаны картинами, Китайгородцев обратил внимание Хамзы на портрет Стаса Георгиевича Лисицына. Тот всмотрелся в изображение человека на портрете, одетого как царедворец, и по тому, как смотрел, стало ясно, что он удивлен.
Следующие комнаты на их пути тоже были освещены и тоже безлюдны. И ни звука во всем доме. Анфилада тянулась долго, десяток залов, никак не меньше. Были залы, мрачные на вид. Обшитые темным деревом, с пурпурным бархатом штор и потемневшей бронзой неярких светильников. Два или три зала выглядели повеселее, живость им придавала торжественная позолота, красный атлас мебельной обивки, да и сама мебель здесь была не тяжеловесно-основательной, а вычурной – стиль разгульных французских королей. Но по-прежнему Китайгородцеву казалось, что он находится среди декораций – не было у него ощущения того, что люди здесь живут каждодневной будничной жизнью.
За анфиладой находилась лестница, ведущая вниз. И там, внизу, слышались голоса. Пока еще невнятные, практически не различимые, но там явно кто-то был. Хамза и Китайгородцев спустились вниз. Здесь тоже были комнаты, но не такие помпезные, как наверху. Мебель попроще, площадь комнат поменьше – для челяди, наверное, или для не заслуживших особого почтения гостей. Настоящий лабиринт, где легко можно было заплутать. Хамза с Китайгородцевым шли, ориентируясь по звучащим в глубине этого лабиринта голосам.
Первым они увидели одного из охранников Стаса Георгиевича. Охранник их признал, и похоже было, что он сильно удивился. Дорогу в комнату он им не преградил. В комнате был Стас Лисицын, собственной персоной. Одет в пальто, словно только что вошел. Он был мрачен, как проигравший битву маршал. И он тоже, кажется, был удивлен появлением гостей в столь поздний час. Смотрел на вошедших, ожидая разъяснений.
– Здравствуйте, – сказал ему Хамза и больше ничего говорить не стал.
– Вы здесь зачем? – осведомился после долгой паузы Лисицын.
– Я вот его привез, – соврал Хамза, кивнув на Китайгородцева.
Ахинею нес, конечно, но Лисицын на его вранье никак не отреагировал, поскольку его мысли были заняты совсем другим.
– Никого нет! – сказал он, и сквозь удивление в его словах прорвалась растерянность.
– Простите? – вопросительно произнес Хамза, искренне удивившись услышанному.
– Нет их! – повторил Лисицын, нервно разведя руками.
– Уехали? – уточнил Хамза.
– Не знаю!
То есть самого Лисицына Михаил и Наталья Андреевна в известность не поставили. И если это так, тогда «уехали» – это неправильное определение. Правильное – бегство. Они сбежали.
Они осмотрели весь дом, комнату за комнатой. Добрались и до помещений на втором этаже, которые еще недавно занимали Наталья Андреевна и Михаил. Их одежда, их вещи – по ним угадывалось недавнее присутствие людей. Китайгородцев обратил внимание на царящий здесь порядок. Похоже, что собирались основательно, без спешки. Уехали наверняка машиной.
– Машины Михаила нет? – спросил Китайгородцев у Лисицына.
– Нет.
Погрузились и уехали.
Подгадав момент, когда их никто не мог услышать, Хамза спросил у Китайгородцева:
– Заметил ты что-нибудь? Какие-то следы присутствия здесь третьего.
– Да.
– Правда?! – удивился Хамза. – Где?
– На первом этаже, в одной из комнат.
– Пойдем-ка! – сказал озадаченный Хамза. – Покажешь мне. Я ничего такого не увидел, если честно.
Вдвоем они спустились по черной лестнице, которой завершалась анфилада второго этажа. В лабиринте помещений первого этажа Китайгородцев почти сразу отыскал искомое. Сдвинул задвижку, распахнул дверь. Ничем не примечательная комната, одна из многих. Хамза разглядывал ее обстановку, не переступая порога, и пытался понять, что именно могло привлечь внимание его спутника. Понять не получилось.
– Я не вижу ничего, – пожал он плечами.
– Здесь нет пыли, – сказал Китайгородцев. – Идеальная чистота. Совсем не так, как в других комнатах. Как будто старательно ликвидировали все следы присутствия здесь человека.
Теперь и Хамза увидел: очень чисто, неестественно чисто.
– И еще замок этот, – потянул задвижку Китайгородцев. – Единственная комната из тех, где есть мебель, есть окна, то есть жилая, которая запирается снаружи, но изнутри замок открыть нельзя. Здесь запросто могли кого-то запирать.
И получалось, что тот, третий, все-таки был.
– Задвижка совсем новая, – сказал Китайгородцев. – Недавно ставили. Может быть, уже после того, как я увидел этого умершего генерала за окном. И они, чтобы подобное не повторилось, решили подстраховаться.
Лисицын так и не снял пальто. Он сидел в кресле в одной из комнат второго этажа и пил коньяк. Двое его охранников бродили по пустому дому, как неприкаянные. Обстановка мрачная. Так бывает, когда покойник в доме.
– Стас Георгиевич, прошу меня правильно понять, – сказал Хамза. – Это не праздное любопытство, поверьте. Что происходит?
Лисицын отхлебнул коньяка, ответил неохотно, не глядя на собеседника:
– Семейные дела.