— Где мы? — спрашивает Рина слабо, оглядываясь по сторонам.
— Это кабинет моего деда. Того самого, что лежит сейчас в коме. Он давно не живёт здесь — съехал, когда бабушки не стало. Не смог жить в квартире, где был счастлив. Здесь вырос мой отец. Да и мы с Мари нередко бывали. Дом воспоминаний. Дед наказал избавиться от квартиры, когда умрёт. Не знаю, повернётся ли у кого рука. Хотя, если разобраться, это всего лишь стены.
Мы какое-то время молчим. Мне отчаянно не хватает звуков. Часы. Здесь где-то есть часы с маятником. Старые. Я включаю верхний свет и оглядываю комнату. Пахнет пылью. Здесь давно никто не убирал. А часы висят на стене. Я завожу их и запускаю маятник. Цок-цок. И становится спокойнее.
— Пойдём. Нам нужно выспаться.
Рина послушно вкладывает ладонь в мою руку, и я веду её в спальню. Там большая двуспальная кровать. Я достаю чистые простыни.
— Я сама, — забирает Рина их из моих рук и перестилает постель. У неё хорошо получается. Споро.
Мы ложимся и прижимаемся друг к другу, не сговариваясь. Лежим, замерев. Греемся в объятьях друг друга.
— Как думаешь, — спрашиваю почти весело, — будет святотатством, если мы займёмся любовью в кровати, где, наверное, зачали моего отца?
Почему-то меня смешит эта мысль.
— Думаю, они бы нам простили, — Рина, наоборот — слишком серьёзна. — А может, дали бы благословение. Если бы могли. Не со мной, конечно. Я тебе не пара.
Чопорная и строгая. Я фыркаю и притягиваю её поближе. Целую в губы, очерчиваю пальцами ключицы, что выступают под футболкой. Залезаю нахальными руками ей в трусы и сжимаю мягкие округлые ягодицы. Восторг. Просто потому что она рядом. Податливая. Желанная. Моя.
— Давай я сам буду решать, кто мне пара, жена. Ты слишком зацикленная и робкая, как девственница. Сплошной обман. Помнится, мне досталась горячая штучка в номере для новобрачных.
Рина чуть медлит, а затем принимает мою игру. Улыбка касается её губ. Горячие руки проходятся по моей груди, высекая искры.
— Не съешь конфетку, пока не развернёшь обёртку, — шепчет она мне в губы, а затем целует.
Не знаю, то ли дом тому виной, а может, мы стали намного чувствительнее и глубже. Для меня секс всегда был всего лишь сексом. Стремление к обладанию. Чувственное наслаждение. Удовлетворение. Но то, что мы вытворяли в постели моих предков, нельзя назвать трахом.
Мы занимались любовью. Нежно и с удовольствием. Это было так глубоко и сладко, что я утонул. Растворился в женщине, что шептала моё имя, достигая пика.
— Я люблю тебя, — сказал, когда всё закончилось.
Сказал, прижимая к себе покрепче, и провалился в сон. Крепкий и без сновидений. А когда проснулся, Рины рядом со мной уже не было.
37. Рина
Он выскакивает из комнаты, будто ему приснился страшный сон.
Шум. Грохот. Он зацепился за что-то ногой. Выругался сквозь стиснутые зубы, а затем увидел меня.
Я на кухне. Сижу на подоконнике и смотрю в окно. Там холодно и мерзко. Крапает мелкий нудный дождь. Беспрерывный шелестящий процесс. Он бы убаюкал меня, если б смог.
Артём сердится. Я слышу, как он сопит. Вижу, как яростно сведены его брови.
— Подумал, что я убежала? — смотрю на него, и что-то острое пронзает моё сердце.
У нас роли наоборот: он — прекрасный Кай, что спешит спасти свою Герду. А я — потерянная девочка, поцелованная Снежной Королевой. У меня в груди — осколок льда, и я не знаю, сможет ли он оттуда выпасть. Я помню, что Артём сказал, когда любил меня так искренне, так отчаянно нежно.
— Спросонку, — ерошит он светлый чуб. — Показалось, что ты ушла.
— Мне некуда. Да и без одежды и денег не очень-то побегаешь. Но я бы сделала это, наверное, чтобы отвести от тебя беду. Я тебя услышала там, в коридоре. Но всё равно считаю, что это неправильно — тянуть человека за собой не пойми куда, зная, что за соседней дверью может ждать смерть.
Мне сейчас всё равно. Пусто как-то, почти безразлично. Наверное, я устала бояться. Чёрно-белый контраст, преследующий всю мою жизнь. Нет полутонов и переходов. Только резкая грань, отделяющая свет от тьмы.
— На всякий случай, — присаживается Артём за стол, — нас охраняют мои люди. Так что если надумаешь побегать, я тебя всё равно найду.
Было бы глупо думать, что он беспечен. Но я здесь. Слежу за сумрачным рассветом и пока не знаю, что делать дальше.
— И сколько мы будем прятаться?
— Недолго. Дай мне немного времени. Официально ты погибла в автокатастрофе, возвращаясь из загородного дома. Загородный дом сгорел дотла — по неофициальным данным. Сейчас мои ребята проверяют. Я жду информацию. Просто не спеши умирать на самом деле, — слабо улыбается Артём. — Будет день, будет пища. Я не собираюсь держать тебя взаперти.
— Я бы хотела увидеть сестру, — понимаю, что, наверное, глупо упрямиться, но Артём кивает, соглашаясь.
— Съездим сегодня обязательно, но позже. Думаю, ещё слишком рано, чтобы пугать медперсонал и тревожить близких.