Телохранитель поневоле (СИ)

– Я сделал все, чтобы ты выросла достойной юной линой, – тихо шипел над столом отец, в то время, как я внутри просто корчилась от боли, из последних сил удерживая «лицо». Я нанимал для тебя лучших воспитателей и педагогов, устроил тебя в самый лучший на Кахелии лицей… – А мне подумалось вдруг с горечью, что лучше бы папа сам больше уделял мне времени. – А ты!.. Ты выросла такой же, как и твоя шлюшка-мать!.. Пустая, никчемная, только и ждущая, чтобы тебе дали свободу и возможность выбирать себе любовников! Я из шкуры вон лез, чтобы заключить для тебя выгодный брак! Но нет же! Каждый раз, когда я находил возможности познакомить тебя с кем-то из политической верхушки планеты или с кем-то из семей-основателей, ты делала все, чтобы выставить меня идиотом! Тупым дурачком, пытающимся на чужом горбу въехать на политический олимп Кахелии! – Мне пришлось прикусить до крови язык, чтобы не ляпнуть: «А разве это не так?». Бунтарские слова сами собой рвались из горла, жгли мне кончик языка. Но я заставила себя промолчать. – Да когда тебя забрал этот мальчишка Фейтерре, не получивший даже должного образования, не умеющий ничего, кроме как шляться по помойкам планеты, я молился, чтобы он соблазнился твоим смазливеньким личиком и невинностью! Такие, как он, обычно легко западают на хорошеньких куколок! Да, из всех достоинств у него есть лишь принадлежность к древнему роду! Но я готов был закрыть на это глаза! Мне нужно было покровительство его семьи, понимаешь, дочурочка? – Отец уже почти орал, склонившись надо мной и брызгая слюной во все стороны. Я съежилась и втянула голову в плечи, не зная, как прекратить то, что я так бездумно начала. – Да, Игерон Монтриалли давно положил на тебя глаз! Он согласен забрать тебя любой, даже потрепанной Фейтерре! Вот только большинство моих неприятностей именно из-за него! И я никак не могу соскочить с крючка, на который он меня посадил! А все из-за тебя, дуры! Понимаешь?

Отец словно сдулся. Или выдохся. Сгорбился и тяжело опустился на свой стул, поставив локоть правой руки на стол и едва не попав в расколотую и полную еды тарелку, и уткнулся лицом в ладонь.

В этот же момент во мне тоже словно что-то умерло. Я ощутила внутри себя какую-то жуткую, ледяную пустоту. Во мне словно что-то умерло и растворилось в пространстве. Наверное, это были родственные чувства и привязанность к отцу. А может быть, это было мое детство. Но я внезапно перестала бояться, что отец меня ударит. Или еще что-нибудь сделает со мной. Я словно родилась заново. Или посмотрела на родителя новыми, другими глазами. Тяжело вздохнула:

– По-моему, нелогично обвинять меня в совершенных тобою же ошибках. Я понятия не имею, чем ты занимался и что планировал. И почему у тебя ничего не вышло. Потому что ты же сам держал меня на расстоянии, никогда ничего не рассказывал, ничем не делился. Как я могла догадаться о том, что тебе нужен мой брак с Фейтерре, если ты никогда ничего мне не говорил? – Слова о том, что все, что я знаю, я узнала из подслушанных разговоров и из галанета, я благоразумно проглотила. – Ты упорно держал меня в стороне от всех своих дел и проблем и повторял одно и то же: я гожусь лишь на то, чтобы красивой куколкой украшать дом будущего мужа и родить ему наследника…

Отец вдруг отнял руку от лица, и я осеклась под его взглядом:

– А я и сейчас считаю, что на большее ты неспособна. И дело здесь не в обучении и воспитании. А в наследственности. И вот здесь ты абсолютно права: ты – моя ошибка. Я спутался не с той женщиной. А теперь вынужден пожинать плоды своего безответственного поведения. И очень сильно надеюсь, что ты не подведешь меня так же, как подвела твоя мать: мне нужно, чтобы ты в кратчайшие сроки забеременела от мужа. Чтобы в случае его смерти никто не смог усомниться в твоих правах на наследство. Ты меня поняла? Поэтому сейчас марш к себе, одевайся, бери карту и что там тебе еще нужно, и отправляйся решать вопросы со свадьбой. Не забудь посетить врача. Все! Ушла с моих глаз!

После таких слов я бы не задержалась в столовой, даже если бы меня и попросили. Молча встала и, впервые наплевав на уборку со стола, направилась на выход. Дроид, на которого я обычно во время уборки сгружала грязную посуду и объедки, растерянно запищал. Но мне было все равно. В эту секунду рвались последние тонкие нити, привязывавшие меня к этому дому и к этому мужчине. Я еще не знала толком, как поступлю. Уверена была лишь в одном: не покорюсь! С меня хватит! Не пойду под венец тупой, покорной своей судьбе овцой! И дрожать перед жирной жабой от страха и омерзения не буду! Лучше сдохнуть! И почему те, кто совсем недавно в меня стрелял, промахнулись?..