Телохранитель поневоле (СИ)

— Дня два-три точно. Придется потерпеть друг друга. Я вчера успел перед тем, как отключить комм, передать отцу сообщение. Теперь все зависит от наших предков. А ты ешь давай! — вдруг без перехода прикрикнул на меня. — Полуфабрикаты в холодном виде после разогрева — редкостная гадость. А разогреешь еще раз… В общем, проще выбросить, чем давиться такой дрянью! Так что ешь!

Я послушно засунула в рот то, что лежало на вилке. Но перед этим торопливо спросила:

— А что зависит от наших предков? И почему ты не хочешь просто вернуть меня домой?

Диллон снова дернул уголком рта, но не разозлился, терпеливо пояснил:

— Потому что дал слово сберечь тебе жизнь. И намерен его сдержать. — Я чуть не поперхнулась куском недожеванной лазаньи. А это здесь при чем? Диллон хмыкнул: — Что, не видишь связи? — Я осторожно кивнула и запила то, что застряло в горле, глотком чая. — Да все просто: я понятия не имею, что синдикату от тебя нужно. И что означает сцена в дендропарке. То ли тебя хотят устранить, и таким образом сломать твоего отца, вынудить сделать так, как им нужно. То ли это просто акт устрашения, своеобразное предупреждение твоему отцу. Мол, смотри, что будет с твоей дочуркой, если будешь брыкаться и не выполнишь то, что тебе велено. Соответственно, — Диллон взял свою чашку и глотнул, — мммм… Неплохо! Ты взяла именно эту коробку из множества других. Знакомая марка? — Я кивнула. — Ага. Ну ладно. Так вот, соответственно, если тебя хотят устранить, то вернув тебя домой, я не сдержу данное слово.

— А если это акт устрашения? — Последнее слово буквально застряло у меня в горле, пришлось торопливо глотнуть еще чаю.

В ответ Диллон пожал плечами:

— Тогда, как только верну тебя домой, тебя сразу же похитят.

От озвученных перспектив мороз волной пробежал по коже. Стало страшно до такой степени, что я невольно отложила вилку в сторону. Папа, во что же ты ввязался?

Диллон с сочувствием посмотрел на меня:

— Ешь, лазанья остывает. И не думай о глупостях. Обещаю, все будет хорошо. Я верну тебя домой не раньше, чем мой отец свяжется с твоим, обрисует ситуацию и заставит твоего неумного папашу отозвать свой заказ из синдиката и подать в отставку. После этого ты будешь в полной безопасности.

Очередной кусочек лазаньи сорвался с вилки и шлепнулся назад в контейнер, раскидав кусочки начинки и соуса по пластику стола. Но я не обратила на это внимания. Потому что меня поразило другое: Фейтерре планируют заставить отца подать в отставку? Он никогда не согласится! Скорее пожертвует мной!

Лазанью я доела с трудом. Запивая каждый второй кусочек глотком чая, потому что еда застревала в горле. И вообще, настроение испортилось полностью, за считаные секунды скатившись до отметки «Отчаяние и тоска», аппетит пропал. Я запихивала в себя лазанью только потому, что мне казалось гораздо проще давиться едой, чем объяснять раздраженному Диллону, почему пропал аппетит. К счастью, парень то ли не замечал, что со мной происходит, то ли ему было все равно.

Несмотря на то что когда я вошла в кухню, Диллон уже почти доел, он все равно не вставал из-за стола до тех пор, пока не доела и не допила я. Правда, поглощенная своими переживаниями, я как-то не обратила на это внимания. Ну, сидит и сидит. Главное, меня не задирает. Пропихнув в себя последний кусок и допив утративший для меня аромат и вкус чай, я поднялась из-за стола и привычным жестом собрала использованные контейнеры и грязные чашки. Дома еда всегда подавалась на тарелках, либо сервировалась в салатниках, супницах и на общих блюдах. Отец любит, чтобы стол был сервирован по всем правилам и красиво, даже если обедаю я одна. И плевать, что потом куча уборки. Хотя мне особо жаловаться и не приходилось. Сложно назвать тяжелым трудом уборку со стола использованной посуды и загрузку ее на автоматическую тележку, которая везет все на кухню. А там уже я рассортировывала грязную посуду в мойку, недоеденное — в утилизатор, невостребованное по обстоятельствам.

Закинув использованные вилки и контейнеры в местный утилизатор и поморщившись от необходимости пользоваться одноразовой посудой, я повернулась к мойке, чтобы ополоснуть чашки, и едва не расколотила их, испуганно подпрыгнув от грозного рыка:

— Я что, по-твоему, инвалид без рук и ног?

Испуганно выдохнув, растерянно оглянулась на нахмурившегося парня:

— А это здесь при чем? — Глаза Диллона прищурились и начали медленно раскаляться до состояния лазерного луча. Опять взбесился! Ну что ему опять не так? — Извини, но я иногда вообще не вижу логики в твоих рассуждениях, — вздохнула, отворачиваясь назад к мойке. Пусть бесится. Ударить не должен. Тем более, в спину.

Позади на некоторое время воцарилась тишина. Я лопатками чувствовала обжигающий, сверлящий у меня в спине дырки взгляд Диллона, но упрямо мыла дрожащими руками чашки. Да я рядом с ним за три дня рехнусь!

Заговорить со мной соизволили только тогда, когда я перекрыла тоненькую струйку драгоценной воды и поставила чашки на место: