Телохранитель (СИ)

Путь в эсеровские боевики лежал у Сергеева через воскресную школу. Верховодили там восторженные девицы. Горячо проповедовали идеи народовластия. Сладкое слово «свобода» постоянно звучало в ушах маляра, отождествлялось со словами «самопожертвование», «подвиг», «подвижничество». Он мечтал, как сказано, было в одной из народовольческих книг «положить жизнь на алтарь Отечества»…

Несколько раз Сергеев присутствовал на занятиях в марксистском кружке. Не увлекало… Не захватило… Социал-демократы толковали про забастовки и стачки, призывали сокрушить царское самодержавие. А кого призывали? Народ. Массы. Толпу… А где же героическая личность? Марксисты показались Сергееву чрезмерно осторожными, лишенными личной отваги и мужества, уповающими на безликую коллективность. Такие не ринутся, очертя голову, на врага. Где же «безумство храбрых», воспетое Горьким?

Сергеев жил одиноко. Родственников не имел. Никто ему не помогал, да он и не нуждался в помощи, зарабатывал прилично, а перед войной и вовсе зажил неплохо. Однако не пил, не гулял, зато на книги тратиться не стеснялся. Букинисты его заприметили, кланялись и снабжали весьма редкими книгами.

После Февральской революции Сергеев сначала прибился к анархистам. Ему нравились бесшабашные речи, желание разрушить все старое до основания, полное пренебрежение к законам общества — уж там-то героическая личность может себя проверить. Делай, что хочешь во имя свободы. Анархия — мать порядка!

И все же Сергеев не прижился среди анархистов. Постепенно черные знамена с рахитичными костями и оскаленными мертвой улыбке черепами, пьяные дебоши, истерические завывания анархистках горлопанов набили оскомину мечтательному маляру. Он начисто разочаровался в недавних своих товарищах, на деле оказавшихся грабителями, насильниками, бандюгами и наркоманами… Долгими вечерами Сергеев слонялся и однажды забрел в шалый кабачок, где не только ели и пили, но и читали стихи, произносили «революционные» речи. Сергеев впервые увидел живых поэтов, писателей и глядел на них, как на иконы. Здесь он познакомился с Григорием Семеновым. Чутьем понял, что попал в компанию человека умного, понимающего слабости ближнего. Григорий Иванович не оказался барином, не белоручкой. Таким же, как и он, рабочим, жаждущим борьбы за народ. Пострадал за революцию. Хлебнул каторги и ссылки. Скитался по чужим углам в эмиграции. И главное: ценил в человеке личность, индивидуальность, неповторимую в другом. Личность может многое, вплоть до вступления в единоборство с любым правительством, в том числе и с большевиками. Повод к тому веский. И в самом деле, большевики разогнали ни с того ни с сего Учредительное собрание. И ничего, сошло с рук.

Сергеев соглашался со своим другом. Большевики зарвались. Придется с ними столкнуться в борьбе за Учредительное собрание — опоры свободы и демократии в России. Большевики думают, что они его прихлопнули, а оно возрождается на Волге, Урале и в Сибири. Любые способы борьбы за Учредительное собрание допустимы, вплоть до террора. Семенов и Сергеев симпатизировали друг другу. Они покинули кабачок и шли по набережной Невы. Часто останавливались, говорили, будто знали друг друга давным-давно. Восторженная душа Сергеева ликовала. Наконец-то он отыскал настоящего борца за свободу. Перед ним открывались широкие возможности проявления индивидуальных качеств героической личности.

Сергеев говорил и говорил. Семенов слушал, все больше убеждаясь в том, что отряд боевиков-террористов, которым он руководить, пополнился еще одним боевиком, готовым к самопожертвованию во имя партии социалистов-революционеров.

Маляр окончательно был покорен, когда Семенов рассказал ему о том, как убили Григория Распутина, царского фаворита и сибирского конокрада. Семенов особо подчеркнул, что убийцы Распутина — князь Юсупов и помещик Пуришкевич — настоящие герои, сильные личности, имена которых уже вошли в историю.

— Глава союза «Михаила Архангела» — Пуришкевич, — говорил Семенов, — подсыпал Распутину в фужер с вином цианистый калий…

— А дальше? Что было дальше? — тормошил Семенова Сергеев. — Выпил Распутин отравленное вино?

— Выпить-то выпил, но яд на него не подействовал, — ответил Семенов. — Здоровенный был мужик. И духом крепок. Одним словом — яркая личность. Но и те, кто решился его убрать, тоже выдающиеся индивиды. Не отступили — пошли ва-банк. Застрелили старца… пули оказались вернее яда…

— Григорий Иванович, — спросил Сергеев, — какую роль играет террор в революции?

— Террор, — просвещал Семенов, — радикальное средство борьбы. Но применять его надо с умом: он не терпит промашки. Террор, как горячие угли: схватишь голыми руками — обожжешься.