Тем летом (ЛП)

Шины взвизгнули на дороге, и я представила папину машину. Мама всегда говорила, что собственный номерной знак – глупая вещь, но, тем не менее, у папы он был.

- Они все перемешались в моей голове, - добавил папа. – Их было слишком много.

- Самнер был другим, - не согласилась я. – Он ездил с нами в Вирджинию, помнишь? Ты тогда получил путевку, и мы остановились в том милом отеле.

Он прищурился, словно мысленно вернуться назад требовало больших усилий. Затем быстро сказал:

- Да, точно. Теперь я вспомнил. Он был хорошим парнем.

В этом был весь мой отец – он запоминал только хорошие вещи. О чем бы я ни заговаривала, все для него было «хорошим» - парни Эшли, поездки или семейные праздники. Кажется, это называлось выборочной памятью. А сейчас он был готов начать новую жизнь, с новой женой и в новом доме, и создать новые воспоминания, легко отбросив старые.

Мы остановились на нашей подъездной дорожке, припарковавшись прямо за машиной Льюиса. Мотор Шевроле все еще работал, и Эшли сидела внутри. Услышав шум, она обернулась, и по ее взгляду я поняла, что они ссорятся, и нам лучше не вмешиваться. К сожалению, папа не понял молчаливого сигнала дочери и помахал ей. Она только поджала губы. Льюис продолжал что-то говорить.

- Они спорят о чем-то, - пояснила я.- Спасибо за ужин.

Папа вздохнул и развернул машину.

- Увидимся через неделю, - он поцеловал меня в щеку, и я выбралась из машины. – Нужны карманные деньги?

- Нет, все отлично.

Я никогда не брала у него денег, даже если они были мне нужны. Эшли же обычно говорила, что тоже не берет, хотя однажды, когда ее кредитная карточка была заблокирована… Ладно, это было действительно лишь однажды. А вот я чувствовала бы себя неуютно, принимая деньги от отца, как если бы каким-то образом предавала маму. В конце концов, мои четыре двадцать пять в час в «Little Feet» были не такими уж большими деньгами, но это было хотя бы что-то, пусть их и не всегда было достаточно.

Пока папа отъезжал, я стояла на дорожке, слушая его прощальный гудок в мою честь. Когда он скрылся за поворотом, я пошла к дому. Голос Эшли стал громче, теперь я могла разобрать слова.

- Льюис, дело не в этом! А в том, что ты ничего не сделал, чтобы остановить их!

Я узнала этот тон, ледяной и звенящий, словно ты говоришь в пустой комнате, и эхо отражается от стен.

– Я даже не подозревала, что ты можешь быть таким! Мне казалось, ты должен защитить меня.

- Милая, я не думаю, что все так плохо, как ты говоришь. Они всего лишь высказали свое мнение. Это был просто разговор, а не какая-то атака на тебя!

- Ладно, Льюис, все ясно. Раз ты не можешь понять, что меня расстраивает, вряд ли я могу ждать, что до тебя дойдет, что бы я сделала на твоем месте. Но ведь ты мой жених, в конце концов!

Повисло молчание, так что я даже смогла расслышать музыку «Зачарованных», доносившуюся из соседского дома. Не останавливаясь возле машины Льюиса, я прошла к нашему дому, сняла обувь и села на ступеньках.

- Все, - произнесла, наконец ,Эшли громко своим фирменным тоном «С-меня-довольно», – думаю, обсуждений достаточно. Скажу только, что эту сторону тебя я не знала до сегодняшнего вечера.

- Эшли, ради бога! – я встала. – Я понимаю, что ты была не в настроении, но они – моя семья, неважно, какая, безупречная или нет. И я не собираюсь сидеть здесь и ругать их лишь для того, чтобы ты почувствовала себя лучше.

В этот момент Льюис словно стал выше ростом. Я ожидала молний и грома, землетрясения или схода лавины, метеорита, в конце концов, но вместо этого послышался лишь грохот захлопываемой двери и слова Эшли:

- Здесь больше не о чем говорить. Я не хочу тебя видеть сейчас, Льюис. Не знаю, когда захочу снова быть возле тебя.

- Эшли.

Ну вот оно: стоило моей сестре выйти из машины и направиться к дому, как Льюис растерял весь свой новоприобретенный пыл и стал прежним – тихим, молчаливым, немного беззащитным перед своей невестой. Но уже было слишком поздно. Эшли уже была взвинчена, и ему оставалось лишь молча мириться с этим, хотел он этого или нет.

Сестра прошла по дорожке, увидела меня и замедлила шаг ровно настолько, чтобы хватило времени послать мне убийственный взгляд. На ней было то самое платье, которое «делало ее святой», и в ярком свете фонарей она казалась почти сияющей. Она скинула обувь, с шумом приземлившуюся возле входной двери, и села на качели, молча глядя перед собой. Льюис все еще сидел в машине и ждал.

- Что произошло? – спросила я через несколько томительных минут тяжелого молчания, когда по улице с громким лаем пробежала собака Уэзеров. Ее гавканье больше напоминало кряканье, и папа всегда подшучивал над ней, называя ее Уткопсом, когда миссис Уэзер его не слышала.

Эшли снова качнулась на сиденье, выдерживая паузу, как если бы у них с Льюисом были серьезные неприятности, а затем легко сказала:

- Они терпеть меня не могут. Все ополчились против меня, когда мы начали обсуждать меню. Они меня ненавидят.