Тем тяжелее будет падение

Тут тоже нет никакой уверенности. Мы можем делать предварительные выводы, исходя из фотографий. Мальчик похож на Иннокентия Ушакова, и возраст тот же, и фамилия, названная при регистрации. Я собираюсь сегодня съездить в редакцию газеты и посмотреть другие фотографии, не попавшие на полосы газеты. Женщина использовала паспорт погибшей Нины Лаврушиной, документ так и не найден в квартире убитой. Сегодня я свяжусь с ее мужем. То, что эта женщина похожа на бежавшую из мест заключения Анну Железняк, — несомненно, но с уверенностью говорить об этом рано. Таких красоток по Москве много ходит. Тут надо подходить к делу взвешенно. Мне нужна подлинная фотография Анны Железняк. Ее сможет опознать медперсонал больницы и двое санитаров. Я их вызвала на вечер к себе.

Они спускали женщину с мальчиком вниз на лифте и проводили через подвал в столовую, откуда она ушла через окно. Где они теперь, не известно. Если женщина в действительности Анна Железняк, то надо проверить ее связи и запросить дело из архива. Мы о ней ничего не знаем. О беглецах пока все.

Теперь о налетчиках. Сторож больницы, дежуривший у ворот, бывший сотрудник девятого управления КГБ, входил в состав охраны Суслова, человек опытный.

Приехавшие на джипе предъявили сторожу удостоверение ФСБ. Он ручается, будто удостоверение подлинное. Ему можно верить. Он видел только фотографию, и то мельком, но номер машины записать не забыл. Джип выехал с территории через полчаса. Номер, как я и думала, фальшивый. В джипе сидело пять мужчин в штатском. Описание есть только главного, остальных никто не запомнил. По найденным гильзам можно утверждать, что ночные посетители использовали пистолеты «Беррета» калибра 9. Пули от них извлечены из тела больного, случайно вышедшего в коридор во время перестрелки, и тела погибшего лейтенанта Савченко.

Найдено сорок четыре гильзы и восемь гильз от пистолета «Макарова», принадлежавшего капитану Тимохину. Один из налетчиков убит капитаном, труп дактилоскопировали и сделали фотографии. Необходимо связаться с кадровиками ФСБ и попытаться установить его личность, если он когда-либо служил у них. Другого варианта я не вижу. Но с ФСБ надо связываться генералитету, а не нам, иначе мы получим отпор. Вот, собственно, и все, что мы имеем на сегодняшний день.

Никто вопросов не задавал, полковник тоже молчал, нахмурив брови, потом сказал:

— Работайте. Все свободны. Тимохин, останься.

Кабинет опустел, и Тимохин пересел поближе к начальнику.

— Чего тебе объяснять, Андрей! Сам все понимаешь. Короче говоря, указ вышел о твоем отстранении от работы. Пока временно. Пиши заявление на отпуск.

— Коля, мы двадцать лет вместе! Если меня попрут из милиции, я застрелюсь к чертовой матери!

— Пистолет на стол.

— Уже эксперты отобрали. Я без него, как без трусов. Почти тридцать годков не надевал «гражданку». Ну кто я без погон? Я же ничего не умею. Куда мне идти в свои сорок пять?!

— Не гундось! Тебя еще не уволили. Потерпи малость, пусть страсти поутихнут, а потом я сам к Черногорову схожу. Он мужик нормальный, не тыловая крыса, сам из оперативников в генералы вышел. Тебе отдохнуть невредно. Глаз уже стеклянным стал. Слишком часто палку перегибаешь. И вот что запомни, Андрей. В дело не лезь. Я тебя знаю, пойдешь сам в одиночку правду искать. Не вздумай! Напортачишь — уже не поправишь. Ты и так на волоске висишь. Мотай к матери в деревню, рыбку полови, а уж бандитов мы тут как-нибудь сами поймаем.

— С кем, Коля? Дениса убили, меня на улицу, Палыча на Петровку откомандировали.

— Ладно, что раскудахтался! Я не Бог и не царь, приказов не отдаю, без меня все решили. И причиной тому ты сам, а не дядя с улицы. Все, иди. Без тебя тошно.

Уход Бычары из райотдела сопровождался одобрительными взглядами сослуживцев. Его не то чтобы не любили — боялись очень, знали его влияние на полковника и безнаказанность. Но, как говорится, сколько веревочке не виться, конец найдется. Тимохин прямиком отправился в винный магазин.

***

В дверь позвонили один раз. Ираклий Радченко очень удивился. От редакции до его дома невозможно доехать за двадцать минут даже на машине. Он так и не успел доесть яичницу, и теперь она остынет. Нет ничего хуже холодной яичницы.

Пришлось оставить незаконченную трапезу и идти открывать дверь. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти или больше. Хорошо одет, лысоватый, с седыми висками и, судя по выражению лица, очень деловой человек. Но Радченко ждал не его и был немного удивлен.

— Здравствуйте, Ираклий Владимирович. Могу я с вами поговорить? Минут десять, не больше. Я из редакции журнала «Огонек».

«Прославился, — подумал Радченко, — теперь отбоя не будет. Попал, что называется».

— Конечно, проходите. Чем могу быть полезен столь популярному изданию? — Радченко провел гостя в комнату. — Присаживайтесь.

Мужчина осмотрелся по сторонам и сел.