Читаем Тем временем полностью

Живов (с грозной доброжелательностью). Ну, я скажу. Мне было очень приятно слушать Валентина Семеновича. Я узнал целую большую традицию. Знаете, когда в 1918-ом году провели реформу орфографии, Блок говорил: больше не могу жить, вот «лЕсъ» с «ятем», там листочки шуршали, а «лес» без «ятя» никуда не годится. И вот в эту традицию, замечательно, как и положено мастеру слова, вписывается Валентин Семенович. Вообще говоря, я думаю, что это ни на чем не основанная мистика. Ничего такого нету. То есть совсем нету. От того, что мы говорим «мне это трудно» или «мне это сложно», ровно ничего не меняется. Такие процессы происходят в языках постоянно, одно слово заменяется другим словом, одно выражение другим выражением. Мы, конечно, можем этимологизировать и говорить, что «трудно» связано с «трудом», а «сложно» связано со «складывать». И что-то еще такое. И утверждать, что где-то в какой-то доле или половине мозга это как-то влияет на сознание… Но реальность тут ни при чем.

Ведущий. Но для Валентина Семеновича «чистая мистика» — положительно окрашенное выражение.

Живов. Ну да, а для меня отрицательное.

Непомнящий. И вокруг мы наблюдаемая безответственность, которую выражает выражение «мне это сложно», а не «мне это трудно». Безответственность, из-за которой падают самолеты… (Живов, с иронической готовностью. Да-да-да…) …взрываются дома, это все очень даже реально…

Живов. Насчет прогресса цивилизации я вашу позицию понял. Не могу сказать, что вполне согласен, но это устоявшаяся точка зрения, будто человечество постоянно движется к своей гибели. Поскольку мы знаем, что когда-нибудь конец света наступит, то, вообще говоря, у этого даже есть свой резон. Падаем-падаем, и в конце концов, упадем. Впрочем, может быть, наоборот, мы подымаемся и подымаемся и, наконец, подымемся. Но это уж как угодно, смотрите, как хотите. Во всяком случае, я думаю, что выражение типа «сложно», «трудно» или то, как редактор газеты чего-то там не различает — никакого отношения к пути человечества навстречу своему конечному назначению не имеет. Да, язык каким-то образом связан с созданием того общества, которое им пользуется; такие связи мы и называем иногда «языковая картина мира». Что она делает с данным обществом, толкает ли она его куда-нибудь, создает ли какой-то менталитет, который можно пощупать и увидеть — совершенно не ясно. Вообще говоря, нам очень не хватает здорового здравого смысла. Простите за тавтологию. Такого нормального рационализма. Не все в жизни объяснимо, не все сводится к рациональным причинам и факторам, но мы все-таки должны понимать, что, когда мы занимаемся рассуждением, мы должны, прежде всего, рассуждать о том, что доступно разуму, а не о непонятных вещах типа того, как какие-то непонятные штуки в языке влияют на человеческую историю.

Ведущий. Ну вот Максим долгое время вел рубрику в деловой газете «Ведомости», где изучал историю современных слов, порожденных новой реальностью[3]

Кронгауз (с академическим недовольством). В самом начале было поставлено несколько абсолютно разных вопросов, и по ним довольно трудно дать единый ответ. И сейчас мы обсуждаем сразу несколько разных вещей. Я просто очень коротко скажу про главное. По поводу порчи. Совершенно очевидный факт заключается в том, что язык меняется всегда. Сегодня русский язык меняется с огромной скоростью, и эти изменения ощущают все. Дальше вопрос, как эти изменения оценивать эмоционально: как порчу, как улучшение или просто как изменение. Даже во мне сидят два существа, один профессиональный лингвист и другой — ну, говоря нескромно, культурный человек, то есть человек, владеющий литературными нормами и любящий, уважающий их. С точки зрения лингвиста, никакой порчи не существует, существуют изменения. Идет борьба между разными нормами, и часть из них, возможно, не в мою пользу. Ну, что делать. Это моя личная проблема. С точки зрения вот этого второго «культурного человека», я скажу: ну безобразие, действительно. То и дело хочется обратиться к собеседнику: как ты говоришь? Как ты посмел, я носитель нормы, а ты кто? Но это спор немножко странный. Между прочим, Валентин Семенович, вы приводили примеры: «мне это трудно», «мне это сложно». А сейчас в сленге появилось: «мне это лениво». Так что человек опять в центре внимания, просто лень ему что-либо делать.

Непомнящий. Но это честно, по крайней мере.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука