Темна египетская ночь

– Пожалуй… – протянул мой вечный противник и предложил, – Не пойти ли нам на крышу? Вон на ту освещенную площадку.

Указующим жестом он ткнул в окно, за которым переливалась цветными огнями чудо-машина, и в ответ что-то очень скверное шевельнулось у меня в душе. Я даже рассмеялся про себя. Опять какие-то предчувствия! Ну, разве могут дела идти хуже, чем сейчас? «Могут», – оптимистично заверил внутренний голос, пока я в сопровождении охранника выходил в душную египетскую ночь.

– Может, попытаемся бежать? – тихо спросил проходящий мимо Андрей.

– Бесполезно, – также тихо ответил я.

– Надеешься справиться с ним? – вскинул бровь мой гуру.

– Не особо. Но так я хоть пару раз ему по морде врежу. Всё удовольствие напоследок получу.

Когда все зрители, считая пятерку верных бывшему шефу охранников, оказались на освещенной площадке, Карим обошел вокруг треножника и вдруг предложил:

– Пусть наша прекрасная дама в соответствии с традицией займет место на балконе. Прошу вас, синьора.

Крепко ухватив Ольгу за руку, он подвел ее к лесенке. Она не сопротивлялась. Только внимательно взглянула на возвышающееся над головами сидение и без единого слова взобралась на него. Ловко и грациозно, как сиамская кошка. Кошка. На крыше. А внизу два ее мужа – мартовских кота. Обидное сравнение запустило внутри какой-то маховик, который с каждым разом раскручивался все быстрее. Сердце забилось чаще, глаза стали цепкими, а движения текучими и быстрыми. Я был готов. И пусть одной руки недостаточно для победы, но для того, чтобы взбесить рассчитывающего на легкий бой Карима вполне достаточно.

Мы уже застыли в обманчивой неподвижности, которая должна была вот-вот разразиться градом смертельных ударов, когда я боковым зрением уловил движение и, скосив глаза, увидел спускавшуюся с треножника Ольгу. Одной рукой она держалась за лестницу, а другой… А другой сжимала запускающий машину ключ. Он же кинжал. И тут до меня дошло, что разглядела Ольга в скважине рядом с сидением, почему безропотно подчинилась Кариму… и что произойдет дальше.

Я видел это бесчисленные сотни раз, роясь в осколках будущего. Сейчас она замахнется, и мне не удастся ей помешать, потому, что нас разделяют несколько лишних метров. Кричать? Но она уже все решила, а помешать женщине совершить глупость не может даже господь бог. Почему глупость? Потому, что даже если маленький кинжал, уже попробовавший крови двоюродного племянника, по рукоять войдет ему в горло, это нас не спасет. Ни меня, ни Андрея, ни Риту. Ни саму Ольгу. Охранники, испугавшись мести Ашрафа, просто уберут всех свидетелей и вся недолга. Эх, жена, жена, сколько лет тебя учу, а у тебя все ветер в голове! Ветер…

Наверное, я все же нашел в зеркальных осколках, тот единственный, в котором отражалась обойденная пулями Ольга. Наверное. Я не помнил. Но точно знал: для того, чтобы это произошло нужно успеть… И я успел.

Знание будущего, за которое я дорого заплатил, подарило мне несколько драгоценных секунд и четкость действий. Миг – и сознание окутал сиреневый туман мгла. Другой, – и рожденный из ничего ветер вырвался из меня, набирая с каждой секундой убийственную мощь. Отброшенная воздушной волной Ольга покатилась по крыше, а нажавшего на курок охранника развернуло почти на девяносто градусов. Веер пуль хлестнул по зеркалам, раз и навсегда закрывая любопытному человечеству окно в будущее. К великому огорчению господина Ашрафа Салеха. Но куда больше чем, безнадежно испорченная машина, миллионера сейчас волновали две последние пули, выпущенные потерявшим ориентацию секьюрити. Обхватив руками окровавленный живот, Ашраф подломился в коленях и рухнул на бок. Кажется, терзаемый угрызениями совести я хотел к нему подойти, но вдруг обнаружил, что не в состоянии сдвинуться с места. Потому, что я теперь был не я, а центр воронки, вокруг которого, трубя гимн обретенной свободе, закручивался настоящий смерч. И, что самое печальное, наотрез отказывался мне подчиняться. Никакого единства, никакой связи не осталось в помине. Выпустив джина из бутылки, я потерял возможность им управлять. И хоть возле меня царило абсолютное безветрие, я понимал, что симпатии и антипатии бездушной стихии тут ни при чем – ведь в центре циклона всегда тишь. А вот чуть дальше…

Больше всех повезло Кариму. Когда воздушные потоки завязались морским узлом, он находился ближе всего ко мне, и подхваченный ветром всего лишь врезался в треножник, в который намертво вцепился обеими руками. Его архаровцам посчастливилось куда меньше. Разгулявшийся ветер смел их с крыши в одно мгновенье, должно быть, потому что они оказались на внешней границе воздушной воронки – самой стремительной и смертоносной. Остальных сила вращения приподняла над крышей и катала на ветреной карусели вместе с зеркалами. Темнота, царившая вокруг (первый же порыв ветра сорвал с золотых чаш разноцветное пламя) не была полной. Из офиса, оставшегося за пределами гулящей стихии, пробивался электрический свет, превращая крышу в театр дергающихся марионеток.