— Я знаю, я должна была… — она поняла, что оправдывается. — Я думала, что готова, но ничего не могу поделать, мне нужно еще время.
— Ты права, ничего не поделаешь, если тебе нужно время, но я заслуживаю знать правду.
Он швырнул сумочку и таблетки на пол. И, проходя мимо нее, прошептал:
— Господи, Сильвия.
13.45, четверг.
— Я пропустил через МОЗАИКу имена, которые ты мне дал.
— И что? — поторопил Свитхарт. Он сидел в темноте в своем номере в «Эльдорадо». Сухой пустынный ветер хлопал окнами.
— Доктор Крэй чист, и это вызывает подозрение. — Тихий голос Люка преодолел восемьсот миль через спутники и посторонние шумы. — И почему эти люди такие ранимые?
— Копай глубже.
— Всегда копаю.
Люк поинтересовался, какая погода в Санта-Фе, пожаловался на смог в Лос-Анджелесе. Они немного поболтали.
— Что у тебя есть на Лэнга? — спросил Свитхарт.
— Кое-что тебе понравится, — ответил Люк, подавляя зевок. — У мистера Лэнга серьезные проблемы с кредитом, его подружка любила красивые вещи. Их роман или то, что Лэнг пытался занимать деньги, привело к ссоре с родственниками. Лэнг по уши в долгах.
Свитхарт присвистнул, когда Люк назвал сумму.
— Ты просил меня проверить даты, когда Саманта Грейсон пропускала работу, — сказал Люк. — Похоже, она была не так уж больна, по крайней мере, не настолько, чтобы отлеживаться дома в постели.
Он умолк, стало слышно, как он стучит по клавиатуре.
— Она намотала не одну сотню миль, даже получила скидку постоянного пассажира — Амстердам, Афины, Гонконг и Сейшелы — не иначе как любила понырять с аквалангом.
— Что-то я не встречал в Амстердаме любителей дайвинга, — сухо сказал Свитхарт.
— Да и в Гонконге они не водятся, зато их полно на Сейшелах. Я слышал, водичка там горячая. Видать, она любила поплавать в горячей воде, — хмыкнул Люк — Между прочим, Пол Лэнг ее никогда не сопровождал.
— Я сомневаюсь, что он вообще знал о ее делишках.
— Организатор поездок — бюро путешествий «Всемирные Туры», потом оно закрылось. По всей видимости, «Всемирные Туры Инкорпорейтед» были связаны с «Всемирными Развлечениями», и эти развлечения включали в себя помимо сети отелей еще и эскорт-услуги. «Всемирные Развлечения» зарегистрированы в Гонконге.
— Мы опять вернулись к Китаю, — отозвался Свитхарт. — Кто оплачивал путешествия Грейсон?
— Она никогда не платила за билеты и гостиницы. Но деньги с ее кредиток — семь карточек с общей суммой двадцать восемь тысяч долларов — уходили на одежду, украшения и прочую роскошь.
— И служба безопасности Портон-Дауна до этого не докопалась? Такой счет должен привлекать внимание, как огромный красный флаг.
— И никто бы не докопался без твоей наводки — четыре карточки оформлены на Сэмюэла Грейсона. Ее отца. Он умер в девяносто девятом году.
— Значит, она сохранила карточки, — произнес Свитхарт, — и расплачивалась ими по счетам.
— Электронный перевод со счета ее отца. На самом деле, она положила на счет крупную сумму за два месяца до смерти. Тридцать тысяч долларов. Как-то не похоже на ее зарплату.
— Попробую угадать — «Всемирные Развлечения» оплатили ее услуги в качестве турагента.
— «Всемирные Развлечения» оплатили ее услуги в качестве бог знает кого, она была девушкой легкого поведения.
— Или же курьером, — Свитхарт глубоко вдохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул: — Она перевозила деньги, товар, информацию?
— Хороший вопрос. Будем искать. Слушай, профессор, — тихо произнес Люк, — передай мои поздравления доктору Стрэйндж Скажи ей, я собираюсь поцеловать невесту.
Свитхарт что-то проворчал.
— Кстати, что ты подаришь им на свадьбу? — спросил Люк.
Вместо ответа Свитхарт повесил трубку.
Он обдумывал эту информацию, наряду с другими сведениями, полученными сегодня.
Тосиёри писал:
Следующие три часа Свитхарт просидел в полумраке, отпустив сознание в свободное плавание, но время от времени возвращая его в исходную точку — вперед, назад, вперед, назад — как дыхание, как упражнения в сумо, как медитация.
Оставаясь неподвижным, он странствовал по миру. Образы Гонконга всплыли в памяти, это место он выбрал неслучайно.
Он слышал тихий мелодичный голос, который редко позволял себе вспоминать. Колыбельная, которую мать пела ему, возвращаясь домой на рассвете.
Он вспоминал голубые волны, щекочущие кожу; духи; платье матери, которое навсегда запечатлелось в его сознании; голубое, ее любимый цвет, голубизна горных вершин, когда полуденные облака скрывают солнце и воздух становится тяжелым и плотным, голубизна павлиньих перьев, голубизна рыбы, проплывающей под слюдяной поверхностью соленой воды.
Теперь воображение странствовало между Гонконгом и Гавайями.
Его жизнь на этих островах ушла в прошлое вместе с матерью, ее любовниками, его отцом. Как обычно, выпустив из подсознания осколки воспоминаний, он удивился: