Темная аллея

И прогнула спину… Прижалась животиком к моему ремню, отставив назад ногу, запрокинув назад голову, прогнув еще немного тело полумесяцем. Вдруг провернулась вокруг себя (как юла) еще пол-оборота, повернулась спиной (ко мне), прогнулась (уже несильно), затылок лег на плечо (замок моих ладоней лежал на ее животике), положила свои ладони на мои руки, постояла… Немного совсем постояла… отлепилась и села. Я сел рядом. И мы проговорили до утра… О чем? Ты не знаешь, о чем говорят в такие часы? О ней. Обо мне. О нас. О природе. О погоде. О мечтах. О судьбе. О любви. О жизни. О стихах. О ветре. О прохожих. О книгах. О школе. О поцелуях. О песнях. О фильмах. О снах. О гороскопах. О линиях жизни. В общем ни о чем, сказав все…

И пошли домой. Не по домам, а домой. К ней. В тот двухэтажный дом у колонки. Пришли с рассветом. Уснули с полднем. Проснулись с закатом. Расстались с любовью в душе и усталостью в теле. Через два дня…

Хочешь знать, как мы провели эти два дня? Не хочешь ты знать, потому что и у тебя были эти два дня. У каждого из нас были такие два дня. Я любил ее, имел ее, обожал ее. И она имела, обожала, любила меня. А потом мы разошлись, чтобы любить, иметь и обожать не на кровати, на столе, в ванной, на полу или в прихожей, а любить, иметь и обожать сквозь жизнь. На всех ее поворотах, плоскогорьях, ухабах и закоулках. Как в шахматы китайцы заложили проекцию всей жизни, так в этих двух днях мы заложили все, что ждало нас впереди. Любить, иметь, обожать… Во всех глубинах этих слов.

Как прошли следующие месяцы? Письма, письма, письма, телефонные звонки, очень много телефонных звонков, письма в конвертах, письма электронные по Интернету, письма ненаписанные, звонки, мечты и стихи. Когда не помогали мои стихи, помогали стихи Гумилева, Мандельштама, Ходасевича, какого-то Антона Ершова, выловленного в паутине Интернета. Бездарные, в принципе, стихи Ершова, но пара из них оказались настолько к месту, что я послал их Наташке.

Как прошли следующие месяцы для нее? Я прочитаю тебе. Только тебе одному в первый и последний раз:

«…ты мне приснился. Я много думала и решила, призналась, что ты приснился мне».

Еще прочитаю:

«…если долго находишься в холодной комнате, начинаешь привыкать к холоду, тебе кажется, что тебе тепло, что так и должно быть. Потом входишь в теплую комнату и понимаешь, как же было холодно. А можно наоборот: войти в очень, очень, очень холодную комнату, померзнуть в ней до самых косточек, а потом вернуться туда, где была, – просто в холодную комнату – и тебе покажется, что стало тепло. Покажется, что стало тепло. Но только когда по-настоящему тепло, тогда не кажется. Когда мне стало тепло, с тобой мне стало тепло, я вдруг поняла, что была все эти годы в холодной комнате и просто привыкла к холоду. Я поняла, что мне казалось, что мне тепло. Теперь я знаю, где по-настоящему тепло. В те-бе. А сейчас… сейчас мне очень, очень, очень холодно. Но я не хочу возвращаться туда, где было просто холодно, чтобы думать, что стало тепло. Потому что я, Сережа, теперь точно знаю, как это – по-настоящему тепло».

Вот слушай еще:

«Как часто просыпаюсь я с ощущением тебя внутри. Только не надо опошлять, представляю сейчас твою саркастическую улыбку. Внутри моей души. Мне кажется, что ты… в тот самый миг, когда открыла я глаза свои, вспорхнул, как птичка, из моей души и полетел куда-то в новый день, чтобы, налетавшись вдоволь, начирикавшись, наклевавшись хлебных крошек, опять прилететь и зарыться в мою душу, в мое сердце. Мне кажется, птичка моя, это твои перышки, это твой пушистый комочек греет мое сердце».