Словно во сне, он неспешно шагал по плитам из розового мрамора, слыша, как стучат его каблуки, слыша, как переговариваются орисы в плетеной сумке. И думал:
В центре огромного, с высоким потолком помещения, где каждый шаг отдавался гулким эхом, дорогой мраморный пол уступал место квадратному участку простой черной земли. Этот квадрат обтягивали веревки из бархата цвета красного вина, но Роланд знал, что даже в веревках никакой необходимости нет. Никто не решился бы ступить в этот маленький садик, даже кан-тои-самоубийца, отчаянно стремящийся прославиться. Это была святая земля. Там росли три карликовые пальмы и растения, которых он не видел с тех пор, как покинул Гилеад: спатифиллум,[151]
так вроде бы оно называлось, хотя в этом мире у него могло быть другое название. Росли в садике и другие растения, но разбили сад ради одного — розы, которая росла в центре квадрата.Ее не пересаживали, Роланд понял это сразу. Нет. Она росла там же, где и в 1977 году, когда место, где он сейчас стоял, было пустырем, заваленным мусором и разбитыми кирпичами, а над забором возвышался щит с сообщением, что товарищество Строительной компании Миллза и риэлторской конторы «Сомбра» намеревается построить здесь роскошный кондоминиум «Бухта Черепахи». Но вместо кондоминиума здесь построили это здание высотой более чем в сто этажей, и построили его
Здание «Хаммаршельд-Плаза-2» было храмом.
По плечу Роланда постучали, и он развернулся так резко, что привлек несколько тревожных взглядов. Встревожился и сам. Давно уже, возможно, с тех пор, как был подростком, никто не мог незаметно для него приблизиться на расстояние вытянутой руки. И уж на этом мраморном полу он бы, конечно…
Молодую (и ослепительно красивую) женщину, подошедшую к нему, конечно же, удивила резкость его реакции, но руки, которые он вытянул, чтобы схватить ее за плечи, ухватили сначала воздух, а потом стукнулись друг от друга, и этот глухой звук эхом отразился от потолка вестибюля, высокого, как в Колыбели Луда. Он смотрел в зеленые, широко раскрытые и настороженные глаза женщины, и мог бы поклясться, что угрозы для него в них нет, но, однако, сначала захватить его врасплох, потом ускользнуть от…
Он посмотрел на ноги женщины и получил хотя бы часть ответа. Таких туфель он никогда раньше не видел. На толстой, словно из пены, подошве, с парусиновым верхом. Действительно, в таких туфлях она могла передвигаться бесшумно по твердой поверхности. Что же касается самой женщины…
Глядя на нее, он отметил для себя следующее: во-первых, «видел лодку, на которой она приплыла», так иногда говорили в Калье Брин Стерджис о фамильном сходстве; во-вторых, если в этом мире, особом Ключевом мире, возникало сообщество стрелков, то он столкнулся с представительницей этого сообщества.
И разве можно было найти лучшее место для такой встречи, чем у садика, в котором росла роза?
— Я вижу твоего отца в твоем лице, но не могу назвать его имени. — Роланд понизил голос. — Скажи мне, кто он, если тебя это не затруднит.
Женщина улыбнулась, и Роланд почти что ухватил имя, в поисках которого рылся в памяти, но в последний момент оно все-таки ускользнуло. Такое случается часто, память — большая скромница.
— Вы никогда с ним не встречались… но я понимаю, почему думаете, что видели его. Я назову его вам позже, если не возражаете, но сначала я хочу сопроводить вас наверх, мистер Дискейн. Там ждет человек, который хочет… — На мгновение она смутилась, словно подумала, что кто-то наказал ей произнести определенное слово, с тем, чтобы над ней посмеялись. Потом ямочки появились в уголках рта, а зеленые глаза весело блеснули, будто в голове у нее мелькнула другая мысль:
— Хорошо, — кивнул он.
Она легонько коснулась его плеча, чтобы еще на несколько мгновений задержать на том месте, где он стоял.
— Меня попросили проследить, чтобы вы прочитали знак в Саду Луча. Вы прочитаете?
Роланд ответил сухо, с извиняющимися нотками.
— Прочитаю, если смогу, но я плохо разбираю ваш письменный язык, хотя, когда я говорю, на этой стороне меня достаточно хорошо понимают.