Темная Башня

На третьей лестничной площадке он заглянул в дверь и увидел бархатное одеяние, которое он, несомненно, носил в один годик. Среди лиц на этой стене он увидел своего отца, только гораздо более молодого. Позже в его лице прибавилось жестокости, причиной тому стали события и ответственность. Но не здесь. Здесь по лицу Стивена Дискейна читалось: нет в мире ничего другого, способного доставить ему большее удовольствие в сравнении с тем, что сейчас у него перед глазами. В комнате стоял сладковатый, приятный запах, который он узнал: запах отцовского мыла для бритья. Голос-призрак прошептал: Посмотри, Габби, посмотри сама! Он улыбается! Улыбается мне! И у него новый зуб!

На полу четвертой комнаты лежал ошейник его первой собаки, Ринг-А-Левио. Сокращенно Ринго. Он умер, когда Роланду не исполнилось и четырех, и этим сделал ему подарок. Потому что трехлетнему ребенку разрешалось плакать над ушедшим домашним любимцем, даже мальчику, в жилах которого текла кровь Эльда. В этой комнате до ноздрей Роланда долетел чудесный запах, у которого, правда, не было названия, но он знал: это запах солнца на Полную Землю в шерсти Ринго.

Возможно, двумя десятками этажей выше комнаты Ринго, в такой же комнате на полу лежали хлебные крошки и покрытое перьями изуродованное тельце, которое когда-то принадлежало соколу Давиду, не домашнему любимцу, а, конечно же, другу. Первому из тех многих, кем пожертвовал Роланд на пути к Темной Башне. Здесь, на стене Роланд увидел Давида, запечатленного в полете: расправив короткие крылья, он кружил над придворными Гилеада (Мартена-волшебника среди них не было). Еще раз Давида высекли в камне слева от двери, ведущей на балкон. Тут он сложил крылья и падал на Корта, как слепая пуля, не обращая внимания на поднятую палку Корта.

Стародавние времена.

Стародавние времена и стародавние преступления.

Недалеко от Корта он увидел смеющееся лицо проститутки, с которой Роланд-мальчик провел ту ночь. В комнате Давида стоял запах ее духов, дешевых цветочных духов. И когда стрелок вдохнул этот запах, ему вспомнились прикосновения к ее лобковым волосам. Его шокировало то, что он вспомнил сейчас: когда его пальцы скользили к ее сладко-влажной щели, он думал о себе, маленьком, только что из ванны, чувствующим руки матери.

Тут его член начал набухать от прилива крови, и Роланд в страхе покинул эту комнату.

6

Закат более не освещал ему путь, теперь светились только окна: стеклянные глаза были живыми, стеклянные глаза смотрели на безоружного пришельца. За стенами Темной Башни розы Кан’-Ка Ноу Рей закрылись до следующего рассвета. Часть разума Роланда еще удивлялась тому, что он все-таки здесь; что одно за другим ему удалось преодолеть все препятствия, которые встретились на тропе, ни на йоту не отступив от первоначального замысла. Я похож на роботов Древних людей, — подумал он. — Они или выполняют задачу, ради которой их создали, или разбиваются в лепешку, стараясь ее выполнить.

Другая часть разума не удивлялась нисколько. Этой части приходили те грезы, что и, должно быть, приходили Лучам, эта более темная часть вновь подумала о роге, выпавшем из пальцев Катберта… Катберта, который встретил смерть, смеясь. Рог мог и до сего времени лежать там, где и упал, на каменистом склоне Иерихонского холма.

И разумеется, я видел эти комнаты прежде! Они, в конце концов, рассказывают мне мою жизнь.

Действительно, рассказывали. Этаж за этажом, история за историей (не упоминая смерть за смертью) поднимающиеся комнаты Темной Башни пересказывали события жизни Роланда Дискейна и его поисков Темной Башни. В каждой лежало напоминание о прошлом, в каждой стоял особый запах. Некоторым годам посвящалась не одна комната, а несколько, но на каждый год приходилась хотя бы одна. И после тридцать восьмой комнаты (тридцать восемь — дважды по девятнадцать, если вы сразу не обратили на это внимание) у него возникло желание больше никуда не заглядывать. Потому что в этой комнате стоял обгоревший столб, к которому ранее привязали Сюзан Дельгадо. Он не вошел в эту комнату, но посмотрел на стену. В этом не мог ей отказать. «Роланд, я люблю тебя!» — кричала Сюзан Дельгадо, и он знал, это правда, потому что узнать Сюзан он мог только по ее любви. Ибо, несмотря на любовь, ее все же сожгли.

Это место смерти, — думал он, — и не только здесь. Все эти комнаты. Все этажи.

Да, стрелок, — прошептал голос Башни. — Но только потому, что такими их сделала твоя жизнь.

7