Темная Башня. Том 3

Перегнувшись через еще одну пустую тарелку, она взяла вазочку с черной икрой. Уткнулась в нее лицом, начала жрать, как свинья из корыта. Вновь подняла голову, нежно улыбнулась блеску электрических ламп, рыбьи яйца, словно капельки черного пота, выступившего на коричневой коже, прилепились к ее щекам и носу, забили ноздри, будто запекшиеся кровавые корки… О да, я думаю, мы добились впечатляющих успехов, люди вроде Булла Коннора доживают последние годы, у них, можно сказать, закат жизни, и лучшая месть для них, что они об этом знают. Они видят, как… И тут она бросила вазочку через голову, словно волейбольный мяч, часть икринок высыпалась на волосы (Роланд буквально это видел), вазочка вдребезги разбилась о камень, а вежливая улыбка на лице сменилась злобным оскалом Детты Уокер, с губ сорвался дикий вопль: «Получай, старая мерзкая Синяя тетка, как тебе это нравится? Хочешь засунуть эту черную икру в свою сухую манду? Нет проблем, собирай с пола и засовывай! У тебя все получится! Берись за дело, сраная коза!»

И она переходила к следующему стулу. И к следующему. И к следующему. Пировала в огромном банкетном зале. Ела сама и кормила своего малого. Ни разу не повернулась, чтобы посмотреть на Роланда. Не осознавая, что зала этого, строго говоря, не существует.

4

В этот вечер, когда они улеглись спать, наевшись жареных сдобных шаров, из всех четверых (пяти, если считать Ыша) Эдди и Джейк в наименьшей степени занимали мысли Роланда. Больше всего его тревожила Сюзанна. Стрелок не сомневался, что она уйдет от костра и в эту ночь, а ему придется следовать за ней. Не для того чтобы посмотреть, что она будет делать: он и так это знал.

Нет, чтобы охранять ее.

Еще до заката солнца, примерно в то время, когда Джейк принес сдобные шары, Сюзанна начала выказывать уже знакомые Роланду признаки: речь стала отрывистой, фразы — короткими, движения — резкими. Она рассеянно потирала висок или лоб над левой бровью, словно у нее там что-то болело. «Неужто Эдди не замечает всех этих признаков?» — спрашивал себя Роланд. Действительно, когда они встретились, с наблюдательностью у Эдди было хуже некуда, но с тех пор произошли разительные изменения в лучшую сторону, и…

И ведь он любил ее. Любил. Как же он мог не видеть того, что видел Роланд? Конечно, признаки эти были не столь очевидными, как на берегу Западного моря, когда Детта готовилась к решающему удару, чтобы перехватить контроль над телом у Одетты, но ведь они были, да и отличались не очень.

С другой стороны, он помнил слова матери: «От любви глупеют». Может, Эдди очень уж сблизился с ней, чтобы что-либо замечать. «Или не хочет замечать, — подумал Роланд. — Просто отгоняет саму мысль, что нам грозит повторение пройденного. Как в тот раз, когда мы заставили ее увидеть себя и свою раздвоенную личность».

Да только теперь дело было не в ней. Роланд давно это подозревал, собственно, первые подозрения возникли еще до их долгой беседы со стариками Речного Перекрестка, а теперь знал наверняка. Нет, дело не в ней.

Вот он и лежал, прислушиваясь к их сонному дыханию. Они заснули один за другим: сначала Ыш, потом Джейк, Сюзанна. Последним — Эдди.

Ну… не совсем последним. Роланд мог уловить едва слышный шепоток людей по другую сторону холма к югу от них, тех самых, что шли следом и наблюдали за ними. Скорее всего они не решались приблизиться и обнаружить свое присутствие. Слух у Роланда был очень острым, но люди эти находились слишком далеко, чтобы он мог разобрать слова. До него донеслось с десяток реплик, потом кто-то громко икнул. И воцарилась тишина, если не считать легкого шороха ветра в кронах деревьев. Роланд лежал тихо, вглядываясь в темное небо, на котором не светилось ни одной звезды, ожидая, когда встанет Сюзанна. Она и встала.

Но еще раньше Джейк, Эдди и Ыш ушли в Прыжок.

5

Роланд и его друзья узнали о Прыжке (а узнать могли очень немногое) от Ванни, придворного учителя, в те далекие времена, когда были молодыми. Поначалу они составляли квинтет: Роланд, Ален, Катберт, Джейми и Уоллес, сын Ванни. Уоллес, невероятно умный, но еще более больной, вскоре умер от болезни, которую иногда называли королевской[19]. Они остались вчетвером, образовав классический ка-тет. Ванни это прекрасно понимал, и понимание это только усиливало его горе.